Неведомое - [12]

Марты — высокие, уродливые женщины, костлявые, полунагие, с длинными черными космами. С верхушки скал и плоскогорий они по вечерам приманивают к себе пастухов и землепашцев, а если те не приходят сами, то гонятся за ними. Горе тому, кто не успеет убежать и кого они принуждают выносить свои бесстыдные ласки. Фады более кротки и менее буйны; они главным образом занимаются стадами. Им же поручено охранять клады и сокровища, зарытые в таинственных подземельях, входы в которые завалены огромными камнями. Власть их, впрочем, кончается каждый год в Вербное воскресенье.

В Вертале, в Оверни, есть шатающийся камень, к которому матери приносят своих детей, чтобы они стали "крепки, как камень, и были всегда здоровы".

Близ Сен-Валери на высокой скале видны развалины старой церкви Сен-Леже, от которой осталась одна только квадратная колокольня. Туда приносят хилых, плохо развивающихся детей и заставляют их пять раз обходить вокруг башни, чтобы окрепли их шаги.

Эти верования ведут начало из глубокой древности: Павзаний рассказывает, что в Гиетте, в Беотии, был храм Геркулесу, где хранился камень, исцелявший от болезней; в Альпенусе камень, посвященный Нептуну, обладал таким же свойством, и т. п.

Мне случалось присутствовать в окрестностях Парижа, близ Жювизи, на празднике летнего солнцестояния, когда жгут огни в Иванов день, — праздник уже христианский, но еще сохранивший следы язычества. Солнце, божество жизни, закатилось на лучезарном западе, сумерки опускаются над природой; на церковной площади воздвигнут костер. Его зажигают, и яркое пламя с треском охватывает сухое дерево. Все селение в сборе. Подходят парни и девушки. Девушки должны перепрыгивать через костер, не обжигаясь. Самой смелой достаются всеобщие похвалы; полагают, что она, скорее всего, выйдет замуж в этом году. Потом головни тщательно подбираются и разносятся по домам, прежде чем они успеют сгореть окончательно: они, видите ли, предохраняют жилища от молний и пожаров. Обычай жечь костры в Иванов день существует до сих пор почти во всей Франции.

Кто не слыхал о молочных блинах, которые пекутся в праздник Введения (2 февраля)? Они приносят счастье в земледелии, в торговле, во всех предприятиях — требуется только, чтобы они непременно удались в этот день.

Наполеон перед походом в Россию сам пек блины и приговаривал, смеясь: "Вот если этот блин удастся, то я выиграю первое сражение, а если вот этот, — то второе!" Ему удалось перевернуть первые три блина, но четвертый шлепнулся в огонь, предвещая пожар Москвы, поясняет один историк.

Во многих провинциях до сих пор верят во всевозможных колдунов. В Провансе, например, верят, что колдуны могут испортить новобрачных, как в Италии верят дурному глазу, а в Эльзасе — в оборотней. Но верят также в средства, могущие отвратить колдовство. В Тулоне портнихи подшивают щепотку соли в рубец венчальных платьев, так как соль имеет способность давать безоблачное счастье новобрачным.

В Париже, как и в Риме во времена Тиберия, не перестают обращаться к составителям гороскопов, предсказывающих будущее по положению звезд и планет в день рождения данного лица. До сих пор еще существуют на свете астрологи! Но можно ли придавать значение гороскопу, когда известно, что средним числом рождается на всей поверхности земного шара по одному ребенку в секунду, т. е. 60 в минуту, или около 3600 в час и 86 400 в день, так что если б звезды и планеты действительно имели влияние на судьбу, то десять младенцев, родившихся в ту же минуту, должны были бы иметь одинаковую будущность: дети, родившиеся одновременно от королевы и от деревенской бабы, должны были бы находиться под влиянием одинаковых законов. [Заблуждения Фламмариона относительно астрологии очевидны: влияние энергетики планет и звезд на людей являются в наше время научно доказанным фактом. — Прим. ред.]

Вера в талисманы, в амулеты, медальоны, ладанки так же распространена у цивилизованных народов, как и у каких-нибудь африканских дикарей.

А в области интересующих нас явлений, — в манифестациях, вещих снах, предчувствиях, гипнотических и спиритических опытах — какое открывается обширное поле для легковерии! Я знавал одного офицера, очень почтенного, который нисколько не сомневался в подлинности имен, выстукиваемых столом, и аккуратно каждое воскресенье, после завтрака, беседовал с Лейбницем и Спинозой. Другой толковал о социальной философии с Жаном Вальжаном, не смущаясь тем, что этот герой романа — создание фантазии его автора. Одна знатная дама, уже пожилых лет и очень умная, когда-то хорошо знакомая с лордом Байроном, вызывала его дух каждую неделю и советовалась с ним насчет помещения своих капиталов. Один доктор, член Парижского медицинского факультета, избрал себе собеседниками с того света Данте и Беатриче, которые являлись беседовать с ним, но порознь, потому что на том свете им запрещено было сближаться. Один сумасбродный медиум, имевший двенадцать детей и потерявший семерых из них, каждый месяц осведомлялся, как поживают их души на том свете, каково состояние их здоровья и аккуратно все это записывал. Другой призывал "душу земли", которая отвечала ему и управляла всеми его помыслами.