Неужели я умру? - [47]

Мысль о том, чтобы выкупить библиотеку не покидала меня. Но средств на покупку и восстановление этого здания катастрофически не хватало. Большая доля библиотеки принадлежала партнерам мистера Руста, и после его смерти обессиленная постройка полноправно перешла в их владения. Месье Деданж с болью смотрел на удручающие последствия пожара. Дом был окрашен в обугленный красно-золотистый цвет. Стены были перекошены, будто пытались вырваться и убежать во время поджога. Стеклянная крыша закоптилась и теперь превращала лучи солнца в мрачные тени, создавая жуткое ощущение небытия. Боль этого здания пропитывала округу, придавая мрачность и скорбь улицам. После продолжительного молчания месье Деданж спросил у меня:

— Шаду, ты слышал миф о птице Феникс?

— Да, в детстве дедушка рассказывал мне о ней, но я плохо помню… — слегка стыдясь, ответил я.

— Предвидя смерть, Феникс сжигает себя в собственном гнезде и появляется снова из пепла…

— Символ возрождения и триумфа вечной жизни…

Мы оба улыбнулись, и в наших глазах сверкнула единая надежда, понятная без слов. Мы вернемся сюда, обязательно вернемся.

И вот однажды, сам того не ожидая, я получил письмо от некоторого господина, который владел судостроительной компанией в далекой северной стране. Его звали мистер Чоду. Мне довелось с ним познакомиться на одной из выставок. Он выражал сильное желание приобрести мою первую картину с изображением отца и сына. Тогда я отказал ему, объясняя, что для меня это больше, чем произведение, — это отражение моей души и память об одном очень близком человеке. Чоду был явно огорчен, но в то же время впечатлен моими словами. В письме аккуратным почерком было написано:

«Уважаемый мистер Шаду!

Прошу простить меня за мое невыносимое упрямство. Я признаюсь Вам, что никогда не был поклонником картин, да и искусства в целом до недавнего времени. Долгие годы я был одинокой копилкой для денег! Я продолжал бесцельно накапливать нескончаемое состояние, видя лишь в этом смысл. Мне тяжело это объяснить и, возможно, вы решите, что я сумасшедший, но вы как будто нарисовали отрезок моей жизни. В детстве мы часто гуляли с отцом вдоль берега океана, провожая корабли в неизведанные дали. Кидали камешки в пенные волны и передразнивали неуклюжих чаек. Мама ждала нас дома, приготовив яблочный пирог и заварив брусничный чай. Затем мы собирались у старого, почерневшего камина, и я, разинув рот, слушал байки родителей, до тех пор пока не засыпал на коленях у папы, испытывая глубокое чувство любви. Тогда наша семья была очень бедной, но, пожалуй, самой счастливой. И это единственные воспоминания о моих родителях, потому что я стал сиротой. На старости лет мое существование наполнилось смыслом, я усыновил мальчика — такого же, как и я, сироту, и хочу подарить ему Ваш шедевр, который станет символом крепкой семейной любви!

Если у меня есть хотя бы крошечный шанс приобрести эту картину, то прошу Вас подписать ее и указать, кому она посвящена, и я клянусь Вам, что буду беречь ее как самое святое создание в этом мире».

Я потерял дар речи после прочтения письма. Затем еще много раз перечитал содержимое. Не мог до конца поверить своим глазам, снова и снова щипая себя за щеку. Картина была реальным отражением жизни этого человека. Я уловил этот чувственный фрагмент, хранившийся во вселенской ленте воспоминаний. Внутри все трепетало от бесконечной искренности и чувственности этих строк. Я вспомнил о Ромале и, не раздумывая, подписал работу, как некий «Ш». На оборотной стороне полотна я запечатлел следующие строки: «Этот крик души я посвящаю Великому «Р», который стал для меня символом надежды в океане неизвестности». Прощаясь с картиной, как с живым человеком, я с грустью отдал ее в руки почтового отделения.

Через месяц я получил очередное письмо от того же самого адресата. В нем излагалась бесконечная благодарность за такой щедрый подарок. К письму прилагался чек с суммой, которую мне было даже тяжело представить. Внизу было написано: «На возвращение утраченных надежд!»

Эту щедрость не иначе как чудо я назвать не мог. Когда я поведал эту историю близким, то запечатлел продолжительную безмолвную картину с открытыми ртами и широкими неморгающими глазами. Мистер Чегони до последнего момента думал, что я его разыгрываю. В первую очередь мы вернули мастерскую во владения месье Деданжа, сделав ее главным корпусом Школы искусств имени Ромаля. Квартал, где была расположена бывшая библиотека, нарекли «Возрождение», установив фонтан с символом феникса. Теперь вместо бродяг, заселявших подворотни, здесь можно было увидеть, плескающихся под струями фонтанов детей, новоиспеченных учеников школы, рисующих городские этюды, выступления живых музыкантов, влюбленные парочки, наслаждающиеся поцелуями. Со всех концов страны мы приглашали талантливых энтузиастов. Днями и ночами они трудились над восстановлением каждого уголка, окрашивая все вокруг в краски радости. Затем к нам присоединились жители Хегри, казавшиеся мне теперь добродетелями. Шаг за шагом мы вернули этим улицам величественный вид, и этот район стал по праву носить титул «Достояние Хегри». Часть средств мы пожертвовали на реконструкцию городского приюта. Многих детей пригласили к себе на обучение. Впоследствии мы были поражены яркостью их талантов. Денег оставалось более чем достаточно, и мы единогласно решили открыть несколько бесплатных школ по всей стране. Я менялся, и вместе со мной менялся мир. Я полюбил жизнь, открыв нараспашку ей свое сердце. Оставшиеся годы были самыми ценными. Каждый день я проживал как последний: страстно любил, громко смеялся, не стеснялся людей, уверенно рисковал, плакал, провожая солнце, говорил синхронно с Вестосом. Я кружился в объятиях жизни, чувствовал на губах ее поцелуи. Благодарил. Доверял. Верил. В бурном жизненном потоке я написал сотни новых шедевров, объездил десятки стран, встретил множество замечательных людей. Мне удалось прожить тысячелетие в этом маленьком отрезке времени. Незаметно я приблизился к концу своего второго шанса…