Время шло. На висках у Геньки появилась еле заметная седина. Ему исполнилось тридцать два года. А он всё оставался Генькой Шмелем. Никому в голову не приходила мысль назвать его полностью — Геннадий Дмитриевич Шмелев.
Генька всё что-то «гоношил», «доставал халтуру», «выбивал пенензы», искал выгодную «коробку», пил с «корешками» водку, а жизнь проходила мимо. Но так или иначе Шмель всегда находил себе товарищей, которые восхищались им, его цинизмом и житейской мудростью: «только до себэ». Как же получилось, что сегодня он остался один? Разве он неправильно говорил? Нет, не тот моряк пошел. Не тот человек…
Карданов по радиотелефону попросил капитанов самоходок обсудить с командами просьбу Андреева.
— Думаю, — сказал в заключение Андрей Андреевич, — что стоянку в Юшаре можно сократить до нескольких часов. Идти без ревизии механизмов, конечно, рискованно, но хлеб не может ждать. Придется рискнуть.
На следующий день в час связи с судами капитаны самоходок сообщили Карданову, что команды решили сократить стоянку в Юшаре — задержаться только для приемки пресной воды.
До Юшара все дошли благополучно. Суда встали в удобной, закрытой от ветров бухте Варнека. Но каравана Маркова здесь уже не было.
На сером, совершенно голом берегу виднелось несколько бревенчатых домиков. Из труб поднимались дымки. К деревянному причалу с криками бежали мальчишки в смешных оленьих малицах. Несколько взрослых, тоже в малицах, без шапок, степенно спускались с каменистого холма.
Первой к причалу подошла «Кура». К ее борту ошвартовалась «Пинега». Воду нужно было брать из маленького озерца, образовавшегося среди камней, в пятистах метрах от берега. На «Куре» и «Пинеге» начали соединять и растягивать по берегу шланги. Понесли к озеру мотопомпу. Карданов с удовлетворением заметил, что его распоряжения выполняются быстро и четко. Значит, приемка воды не займет много времени.
Как только на «Ангаре» отдали якорь, команда приступила к работе в машине. Только Шмелев с независимым видом прохаживался по палубе.
Через шесть часов Болтянский доложил Карданову, что отпускает палубную команду. Потрудились здо́рово, и осталась работа только для специалистов, которую он и мотористы сделают сами.
Палубники отправились мыться в душ.
После мытья и ужина желающие, с разрешения капитана, уехали на берег, чтобы посетить могилу полярных летчиков. Лет тридцать назад здесь разбился самолет. С тех пор повелось, что команды судов, приходящих в бухту Варнека, заботятся об этом небольшом кладбище, приводят в порядок могилу героев, подновляют ограду. Именно на этот случай Федя Шестаков захватил с собою кисть и котелок с краской.
Работы в машине закончили: Оставалось набрать воду двум самоходкам — «Ангаре» и «Шилке». Карданов видел в бинокль, как на берегу около белой ниточки шлангов, тянувшейся к озеру, копошились черные точки — люди. Отчетливо слышно было, как работала мотопомпа. Андрей Андреевич посмотрел на небо. Прозрачное и холодное, оно было очень высоко. Солнце зашло за скалы. Покрытые мохом, они поднимались вокруг серыми мрачными глыбами. В гладкой розоватой воде бухты отражались корпуса стоявших на якорях судов.
Вокруг плавали белые, размытые водой льдины. Их принесло сюда из Карского моря. Это был признак того, что впереди лед. Льдины и еле заметные перистые облака, появившиеся на норд-осте, внушали опасения. Карданов вспомнил хмурое лицо Ирины. На его вопрос о предстоящей погоде она ответила: «Скажу позже». «Эх, Ириша! Наколдовала бы ты что-нибудь хорошее», — ласково подумал капитан.
К «Ангаре» подходила лодка. Через несколько минут нос ее ткнулся в борт самоходки. Рослый человек в кожаной куртке сложил вёсла, забросил на борт самоходки фалинь и ловко забрался на палубу. Увидел Карданова. Подошел:
— Здравствуйте. Мне бы вашего главного.
— Вы имеете в виду Маркова? Он прошел неделю назад с большим караваном.
— Да нет. Ивана Васильевича я видел. В гостях у него был. Главного вот этих судов.
— Ну, тогда попали правильно. Что вы хотели?
Человек пристально посмотрел на капитана:
— Дело-то неприятное. Я председатель оленеводческого колхоза, Фирсанов моя фамилия… Так вот. Сегодня у нас рабочий день пропал. Из-за ваших людей.
— Из-за наших?
— Да. Один матрос, мне сказали, что он с «Ангары», высокий такой, краснолицый, привез на берег несколько бутылок спирта и обменял их на тапочки. А у нас здесь летом сухой закон. Понимаете, что произошло? Сейчас почти никто не работает. Песни поют. Очень прошу принять меры и больше на берег никого не пускать.
Карданов нахмурился. Так опозориться! Споить ненцев и выманить у доверчивых людей за бесценок изделия их труда… Отвратительно.
— Товарищ Фирсанов, мы скоро уйдем. Заберем воду и уйдем. Но меры я приму, и тапочки вам вернут…
— Не в тапочках дело, капитан. Уж больно некрасиво получилось.
— Больше чем некрасиво, но обещаю вам: это не повторится.
— Да уж, пожалуйста, — сказал председатель. — Ну, бывайте. Поеду песни слушать. — Фирсанов спрыгнул в лодку. — Счастливого плавания. Учтите, в Карском еще лед! — удаляясь, крикнул он.
Карданов помахал рукой.
Только теперь Андрею Андреевичу стало ясно, кто совершил этот бесчестный поступок. Он вспомнил, как Федя Шестаков рассказывал ему, что Тюкин, съездив на берег, накупил много красивых, сделанных из оленьих шкур тапочек для всей семьи. Тогда капитан пропустил это мимо ушей. Как безобразно всё получилось! Нужно срочно собрать команду, как следует «пропесочить» Тюкина и заставить его отвезти тапочки на берег. Карданов взглянул на часы. Очень хорошо. Через полчаса ужин.
