Неувязка - [2]

Я принужденно улыбнулся.

— Открытое окно? На улице было 38 градусов. С чего бы это кому‑либо захотелось сидеть с открытым окном в такую погоду?

-- O'Брайен говорит, что в комнате было накурено, когда они с Тайсоном вошли туда.

-- O'Брайен говорит, O'Брайен сказал… — резко огрызнулся Роузвел. — Вы верите всему, что говорит O'Брайен. Почему? — Он подался вперед. — Если не будет вердикта, вы тоже намерены купить себе новый автомобиль?

Лицо Уотсона побелело.

— Ну, знаете, я не позволю разговаривать со мной подобным образом. Я требую извинения.

Веттер миролюбиво поднял руку.

— Полагаю, мы все порядком устали и проголодались. Что скажете насчет перерыва?

Послали за сэндвичами и кофе.

Веттер, Роузвел и я поставили свои чашки на одном из концов длинного стола. Роузвел в задумчивости жевал.

— Что, если и эта попытка закончится так же, как и первая?

Веттер вздохнул.

— Хотелось бы надеяться, что этого не будет.

Роузвел хмуро смотрел на Уотсона, который ел в одиночестве.

— Он не настолько глуп, чтобы купить машину. Припрячет денежки до тех пор, пока не сможет израсходовать их без опасений.

— Давайте не будем выдвигать таких предположений, — сказал Веттер. — Возможно, он искренне полагает, что виновность O'Брайена не доказана.

Дело по обвинению Дюка O'Брайена в убийстве разбиралось уже во второй раз. Первое разбирательство закончилось отсутствием вердикта. Одиннадцать за осуждение, один — за оправдание. Три дня спустя прежний состав присяжных был распущен, а присяжный, который стоял за оправдание, купил себе новый автомобиль. Это заметили его соседи и не ускользнуло от внимания властей. Также выяснилось, что днем раньше он положил на свой счет в банке пять тысяч долларов. Сейчас тому присяжному предъявили обвинение, и было ясно, что Дюк O'Брайен сумел подкупить его.

Мы подождали, пока служащий убрал чашки и затем снова уселись вокруг стола.

Веттер начал.

— Мистер Уотсон, правосудие ведется у нас довольно странным образом.

— Да что вы?

Веттер кивнул.

— Вы небось, читали о гангстерах, попадающих в заключение?

— Конечно.

— И вы обратили внимание, что они очень редко попадают в тюрьму по обвинению в гангстеризме. Их обычно отправляют туда по какому‑либо другому поводу, нередко за уклонение от уплаты налогов.

— Да.

— И им выносят необычно суровые приговоры, верно? Десять лет. Пятнадцать.

Уотсон ждал вывода.

Веттер улыбнулся.

— В случае простого уклонения от уплаты налогов обычно проявляют снисхождение. Возможно, штраф или очень небольшой срок тюремного заключения. Но в случае гангстеризма им выносят максимальное наказание, максимальный штраф.

Уотсон кивнул.

— Тогда неужели вы не понимаете? Судья не просто осуждает его за уклонение от уплаты налогов, а в самом деле осуждает его за все преступления, о которых ему известно, но которые не были доказаны.

Уотсон вздохнул.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, однако…

— Даже если вы думаете, что виновность O'Брайена именно в этом преступлении не доказана, вы наверняка должны знать, что он виновен во многих других делах. Вы бы сочли его виновным во всей прожитой им преступной жизни.

— Да, — нехотя согласился Уотсон. — Но приговор о тюремном заключении — это одно, а… Ведь если мы признаем его виновным, то в этом случае наказанием будет высшая мера, смертная казнь.

Роузвел приподнялся.

— Так поэтому вы не хотите признать его виновным? Потому что его пошлют на электрический стул?

Уотсон отвел взгляд.

Роузвел повысил голос.

— Прежде чем вас избрали в состав присяжных заседателей, вас спрашивали, есть ли у вас какие‑либо возражения против высшей меры наказания. И очевидно вы не возражали, иначе вас не было бы в этой комнате.

Уотсон покраснел.

— Ну, их тогда не было… и нет сейчас. Но… этот Тайсон вовсе не был из числа лучших граждан… и O'Брайен сделал почти услугу обществу… — Он судорожно вздохнул. — Разве вам не кажется, что смертная казнь в данном случае несколько строговата?

Воцарилась тишина, а затем Веттер сказал:

— Сынок, ты хочешь, чтобы убийца разгуливал на свободе?

— Нет, конечно, нет. — Он глубоко вздохнул. — Но если мы не вынесем вердикта сейчас, это вовсе не значит, что O'Брайен будет на свободе. Его будут судить ещё, и осудят в следующий раз.

Мисс Дженкинз возмутилась.

— Мистер Уотсон, вы даете себе отчет в том, что говорите? На самом деле вы считаете, что O'Брайен виновен, но хотите, чтобы кто‑нибудь другой проделал… грязную работу.

Веттер грустно покачал головой.

— Значит вы полагаете, что O'Брайена будут судить опять?

Уотсон сунул палец за воротник.

— А как же? Конечно.

Веттер печально улыбнулся.

— Возможно, но я не уверен, что это так и будет. Теоретически разбирательство по делу O'Брайена можно вести неопределенно долго, до тех пор, пока не вынесен вердикт с тем или иным исходом. Но после двойной смены состава присяжных прокуратура начнет удивляться. Действительно ли у неё достаточно оснований для того, чтобы убедить суд присяжных. Стоит ли снова подвергаться хлопотам, терять время и нести расходы лишь для того, чтобы снова судить O'Брайена и возможно опять придти к отсутствию вердикта? Или даже к оправданию? Прокурор может просто возмутиться и сказать: «Если уж у двенадцати присяжных не хватает честности и смелости отправить O'Брайена туда, куда он заслуживает, то и черт с ним. Я выпущу его на волю. Он как раз то, что и заслуживают граждане. Они сами навлекли на себя это.»