Неумерший - [82]

– Но что же нам тогда делать? – жалобно пропищал Сегиллос.

– Я же только что сказал тебе, зяблик! Ищи что-то другое! И по доброте душевной я, так уж и быть, буду вам помогать, но и у вас буду просить помощи. Будем считать это нашей договорённостью, даже если это не выглядит как взаимовыгодный обмен. Вы получите подсказки, но не потому, что согласились помочь, а потому, что, двигаясь за мной, вы пойдёте в верном направлении и найдете, что ищите!

– Ничего не понимаю! – простонал мой брат.

– Отлично! – захлопал в ладоши Суобнос. – Это прекрасное начало!

Суобнос был прав. Это действительно было началом, хотя мы и представить себе не могли, куда оно нас заведёт. Бродяга тоже что-то искал в Сеносетонском лесу и утверждал, что, дабы это распознать, ему нужны были наши глаза и уши. Будь у нас чуть больше здравого смысла, мы, вероятно, сочли бы странным, что предсказатель, который мог отыскать всё, что угодно, нуждался в нашей помощи при поиске какой-то потерянной вещи… Но мы были лишь двумя ужасно самодовольными и невежественными мальчишками: мы так привыкли ото всех слышать, что у нас острое зрение, что не заметили в его просьбе ничего необычного.

Что должно было нас насторожить пуще всего, так это то, что старый бродяга не поведал нам, что именно хочет найти. Он пояснил это, снова прибегнув к своим витиеватым рассуждениям: сложнее приметить то, что ищешь, чем то, что не желаешь отыскать.

Для нас, однако, главным было не это. Суть заключалась в самом приключении, которое нас ожидало. При каждом визите Суобноса радость от его посещения была преумножена предвкушением очередной опасной вылазки. Как только бродяга снова неспешно пускался в путь, мы убегали из имения окольным путем и догоняли старика у опушки леса. При встрече Суобнос всегда ворчал на двух негодников, ставших для него обузой, принимая богов в свидетели его нелёгкой доли, но при этом всегда терпеливо нас дожидался. И тогда втроём мы заходили в лес и словно попадали в другой мир.

Оказавшись под пологом леса, мы теряли знакомые ориентиры. Сомкнувшиеся кроны деревьев повергали нас в сумеречное царство, в котором мычание наших коров слышалось приглушенным и отдаленным. Запах сырости в подлеске наполнял наши сердца радостным предвкушением охоты. Лес, которого боялись люди, бурлил неизвестной жизнью дикой первозданной природы. О нашем вторжении в лес часто оповещали хриплым криком сойки, стрекотавшие где-то высоко на дереве. На рыхлой почве тонкой и нежной цепочкой тянулись следы пернатой дичи, усеянные помётом. У кабаньих лёжек земля вокруг деревьев была истоптана копытами, а на стволах выше нашего роста отчетливо виднелись вымазанные засохшей грязью следы больших кабаньих «чесалок», что побуждало Суобноса остерегаться старых секачей. Огибая мшистые овраги, мы натыкались порой на свежие покопки косуль или замечали круги красиво примятой травы под лёжку какого-либо зверя, и нас одолевало желание пуститься на охоту. Однако прорицатель возражал против наших охотничьих пристрастий. По его словам, как у коров на лугу, так и у лесных зверей есть свои пастухи, и бродить по наделам хранителей леса не безопасно.

Следуя за старым бродягой, мы исследовали дебри Сеносетона. Именно во время этих прогулок мы узнали о Брюгах и проходе Лэрма, о величественных буковых лесах Великих Фолиад, о заросшей порослью лесосеке на холме Тош и об огромных дубовых рощах Шаньеры. Большой и такой разнообразный лес простирался, словно королевство, куда день пробивался лишь редкими лучами солнца. И всё же в нём были места, которые Суобнос предпочитал избегать, скорее даже участки леса, которых он по-настоящему боялся. Ему совершенно не хотелось заходить в Уссьеры, где мы могли бы столкнуться с тремя кумушками с ядовитыми языками. Он не захаживал на поляну Гариссаля в чаще Шаньеры, где, по его словам, водились самые большие лесные звери и находилось логово их повелителя. Редко упоминал он о Мариссаре. Бродяга так уклончиво рассказывал об этом местечке, что мы и понятия не имели, где оно могло находиться. Суобнос предупреждал нас о лачуге Лесничего и злополучной Роще повешенных, где вороны устраивали пир на телах горемычных путников, которые по неосторожности забредали в этот удалённый уголок леса.

Долгие месяцы мы не знали, что именно ищет Суобнос во время этих лесных походов. Хоть он и посоветовал держать глаза и уши востро и сам был настороже, все же эти вылазки были напрасными. Но нам хватало и того, что мы открывали для себя запретный, принадлежавший только нам мир, и в конце концов привыкли к этим праздным скитаниям, полагая, что Суобнос забавляется, гоняясь за ветром. В одном он не ошибся: наши глаза и уши, заостренные, как у двух хорьков, часто выводили нас на тропу, изобиловавшую всеми видами дичи. Вальдшнепы, фазаны, стада оленей и кабанов, иногда даже с выводком, заставляли нас насторожиться; несмотря на протест бродяги, мы всё же метали дротики в воздух и, как правило, промахивались. Частенько нам казалось, что где-то вдалеке сквозь заросли крался длинный серый зверь. Заприметив его, мы не раз пытались его поймать, но он ускользал, прежде чем мы могли подойти поближе.