Неумерший - [5]
Мне кажется, я знаю, почему Сумариос решил сопровождать меня в этом отчаянном походе: из-за преданности моему дяде и матери, и, возможно, из-за привязанности ко мне. Если его намерения мне казались ясны, то побуждения Альбиоса оставались для меня загадкой. В отличие от королей и вождей, которых он имел обыкновение навещать, я не мог одарить его золотом. К тому же у такого молодого и невежественного мальчишки, как я, этот мудрец вряд ли мог что-то почерпнуть. Тщеславие наталкивало меня на мысль, что этот чародей предугадал во мне великого героя, коим мне предстояло стать, и пошёл за мною вслед, дабы сплести воедино бессмертную славу воина и поэта. Временами, когда сомнения закрадывались мне в душу, я говорил себе, что его привлекла, главным образом, цель моего странствия. Возможность прикоснуться к острову Старух[18] и его тайнам должна была горячить воображение учёного мужа куда сильнее, чем странствие в компании двух отважных грубиянов.
На корабле Науо мы помалкивали об острове Старух. Ни к чему было подливать масла в огонь, к тому же, у нас было предостаточно времени, чтобы вдоволь наговориться о нём во время долгой дороги, проделанной нами от Аржантаты[19]. Всё, что нам удалось узнать, и, по правде говоря, это было не так много, мы уже обсудили. Поэтому, когда Альбиос заводил разговор, то обычно для того, чтобы просветить нас, невежд, с полуслова убеждая в том, что на рубежах мира он уже побывал. Подняв руку в сторону изрезанного края скал, от которых нас всё дальше уносила пенная борозда, он начал свою речь:
– Вот это мыс Кабайон[20]. Самая далеко вдающаяся в море земля, известная жителям побережья. Кабайон отмечает границу между океаном людей и океаном богов.
Повернувшись направо, где бесчисленными легионами вздымались аспидного цвета морские волны, он добавил:
– Здесь простирается Эстримникское море[21]. Оно омывает наши побережья, а также побережья амбронов[22]. Их границы окаймляются Грозовыми горами[23], которые огибают корабли, плывущие из далёкого Тартесса[24].
Затем он перевёл взгляд налево, где шквальный ливень обволакивал дождливыми вихрями архипелаг небольших островов и сумрачные рифы, и произнёс:
– С другой стороны находится море Иктис[25]. Когда мы сойдём с корабля, Науо и его команда пересекут это море по направлению к мысу Белерион[26], чтобы встать на якорь у Белой земли[27]. Там они обменяют свой груз на оловянные слитки. Если бы я не сопровождал тебя, Белловез, я без сомнения вернулся бы на эти священные земли. Много секретов покоится там под кругами из голубых камней.
Подбородком Сумариос очертил неизведанное направление, по которому держало курс судно Науо.
– А там, бард, что такое?
Старый поэт утёр лицо, исхлёстанное брызгами. Его щёки покраснели от холода, а с носа стекала капля.
– Там…
Его слова повисли в воздухе, а на лице появилась натянутая улыбка при виде смерчей, появившихся далеко на горизонте.
Пятью ночами ранее, во время остановки в Ворганоне, мы смогли, не таясь, поговорить об острове Старух. Этот город расположен почти в центре озисмского королевства, далеко от побережья, что позволило нам обсудить цель поездки с меньшей скрытностью.
Наша дорога до Ворганона пролегала мимо гор и высоких кряжей. Приметив холм, привлекший нас обманчивой пологостью склонов, мы устроили привал, чтобы кони смогли вдоволь отдохнуть. С его вершины, покрытой вересковым ковром, сквозь который повсюду проглядывали рассыпающиеся камни, нашему взору открылся озисмский город. Укрепившись за стенами из земли, дерева и камня, он занимал высоту, позволявшую держать под надзором широкое плоскогорье, на котором чередовались луга и возделанные пашни. Утопавшие в зелени соломенные крыши Ворганона придавали ему вид маленького мирного городка, но блестящая лента речки, которая извивалась у подножья плоскогорья, превращала этот город в неприступную крепость. Плотные клубы дыма поднимались над городским кварталом, где ковали металл. Стада коров паслись на спускающихся к реке пастбищах. Альбиос, единственный среди нас, кто знал местность, заверил, что это королевская земля, и, судя по положению и богатству города, мы не могли с ним не согласиться.
Высота искажала восприятие расстояния, и нам понадобилось некоторое время, чтобы добраться до окрестностей города. Мы дошли до него только к вечеру. Из осторожности и учтивости мы двигались вперёд, выставляя правый бок на обзор. Таким образом мы весьма наглядно давали понять, что пришли с миром. Наши лошади, оружие и торквесы[28] указывали на статус важных путешественников, что, как правило, обеспечивало нам радушный приём. Всё же наибольшего расположения мы удостоились именно благодаря лире Альбиоса и его короткому плащу с капюшоном. Озисмы с первого взгляда признали барда и приветствовали его с особой почтительностью.
