Неуловимый - [30]

Но так или иначе, надо начать с Лели. Если в этом селе разыгрывается некая драма, если кто-то сводит старые пли новые счеты, какое отношение ко всему этому может иметь Леля? Почему ее включили в эту игру?

К моему удивлению, ее комната оказалась запертой на ключ, на мой стук никто не отозвался. Я пошел к себе, принял душ, лег в постель и попытался читать, но усталость скоро взяла верх. Противиться сну было бессмысленно: он обрушился на меня, как лавина. Накануне ночью я дремал лишь пару часов в лелином кресле, организм нуждался в отдыхе и сейчас, наконец, получил его. Проснулся я ровно через два часа. Это солдатская привычка. В казарме смена караула производится по графику в таком интервале: два часа на посту, два — дежурство, два — сон. В оконном стекле отражалось заходящее солнце, и в первое мгновение я подумал, что вижу восход. На одеяле валялся учебник, в коридоре слышался женский смех, из комнаты доктора Эйве доносилась музыка.

Я вскочил, оделся. До ужина, который подавали в семь, было еще много времени, достаточно для того, чтобы сходить в село. Никто мне не запрещал бывать в корчме, болтать с корчмарем и посетителями. Меня интересовало, куда исчезла Леля и не имеет ли отношения к этому исчезновению господин ветеринар?

Возле окна, выходившего на запад, недалеко от моей двери стояли мадемуазель Фифи и се неизменный кавалер — фармацевт. Я не ожидал увидеть их здесь, наверное, на моем лице было написано изумление, так как Фифи тут же восторженно защебетала:

— Профессор, посмотрите, какой красивый закат! Невероятно! Все цвета радуги… Видите, как пурпур переходит в синь, а синь в черный цвет? А эти облака над горами не напоминают ли вам мифических гигантов в битве с богами? Да посмотрите же, нельзя упускать подобного зрелища!

Я нехотя повиновался: закат, действительно, был красив, но я не мог понять, почему они не выйдут наружу и не любуются им оттуда вместо того, чтобы поднимать такой шум в коридоре. У лелиной двери я замешкался, меня смущало присутствие этой пары, но, поборов нерешительность, я постучал и, к моему удивлению, в ответ услышал «да». Я вошел, Леля лежала в постели и читала. Не было нужды спрашивать, что она читает. Я невольно улыбнулся, а она так и взвилась:

— Не смейся, глупый! Нужно знать и теорию.

— И ты думаешь найти ее в романах?

— Автор детективных романов прежде всего должен быть наделен логическим мышлением, талант на втором месте. Классики этого жанра обладают и тем, и другим, а я читаю именно их. Даже если они мне и не помогают, то уж во всяком случае не мешают. А по-твоему, лучше спать, как делаешь ты? Ухаживать за стареющими дамами, пить или играть в шахматы до тошноты? Что-то мне не приходилось слышать, чтобы гениальные шахматисты стали и гениальными мыслителями!

— Спокойнее, моя прелесть, а то я заплачу!

— Я всегда спокойна. И меня вовсе не интересует, на что ты транжиришь свое время.

— Как и меня.

— Тогда что ты делаешь в моей комнате?

— Проверяю, не задушили ли тебя. — А, значит, и ты тоже?!

— Что я тоже?

— Думаешь, что у меня были галлюцинации, что я истеричка и тому подобное… Как считают все остальные…

Глаза ее воинственно сверкали, подбородок дрожал; я не выдержал, злость моя испарилась, я присел на кровать:

— Леля, давай не будем говорить друг другу глупости! Извини, если я тебя обидел! Я целый день не видел тебя. Мне так тебя не хватало!

Выражение ее лица тут же изменилось:

— И мне тебя тоже, дурачок!

Приподнявшись в постели, она обвила мою шею руками и быстро поцеловала. Этого было достаточно, чтобы кровь моя закипела, а руки перестали слушаться. Но Леля шлепнула меня по щеке и серьезно сказала:

— Оставим нежности на потом, сейчас дело надо делать. Садись в кресло и шевели мозгами!

Роман был засунут под подушку, но я уже догадался, какую страницу читала Леля, когда я вошел в комнату. В ее восклицании чувствовался Пуаро.

— Что, в сущности, произошло? — продолжала она, подчеркивая каждое слово. — Задушен Царский. Это уже доказано. Во-вторых, повешена повариха. И это тоже доказано.

— Думаю, еще нет, — возразил я. — По крайней мере, на данный момент.

— Уже да! — улыбнулась она победоносно. — Уже доказано. Как мы с тобой и предполагали, самоубийство инсценировано. В-третьих, была сделана попытка задушить меня.

— Подожди, — перебил я. — Кто тебе сказал, что самоубийство поварили инсценировано?

— Твой друг, — кинув взгляд на дверь, Леля понизила голос. — Товарищ Марчев… как его здесь называют.

— Ты с ним разговаривала?

— Да… Мы были там… внизу.

Это означало, что они были в городке и, вне всякого сомнения, — в милиции.

— И о чем же вы беседовали?

Не обратив внимания на мой вопрос, Леля продолжала:

— Но, конечно, для всего этого должны быть мотивы. Мотивы для убийства Царского, мотивы для убийства поварихи, для нападения на меня. Вот что самое важное, определяющее. Если мы узнаем мотивы, то выясним и все остальное. А так как мы с тобой не знали Царского, не знали поварихи, мы должны ухватиться за последнее звено… То есть за меня. Почему этот тип влез в окно и попытался меня задушить? Или и ты, как все остальные, подозреваешь, что я вас разыграла? Нет, ке подозреваешь? Ну, спасибо! Почему ом напал именно на меня? Кому я мешаю и чем? Почему, например, он не влез в твою комнату?