Неуловимая наследница - [22]

– Думаете, этой штукой и оглушили племянника господина Вайса? – понятливо закивал он.

– Не думаю, – холодно возразил полковник. – Крови на статуэтке нет.

– А зачем же тогда ее сюда притащили? – почесал в затылке Кондос.

Ему страшно хотелось уйти отсюда. В доме старались ничего лишнего не трогать, и потому кондиционер не работал, и в помещении стояла невыносимая удушающая жара. Кондос уже несколько раз доставал носовой платок и промакивал мокрый лоб. К тому же, несмотря на то что тела вынесли, в помещении по-прежнему чувствовался отвратительный трупный запах. А этому выскочке, казалось, хоть бы что. Даже и не вспотел, и не поморщился ни разу.

А главное, в бузуки Кондоса ждали товарищи. Они еще десять дней назад договорились, что сегодня вечером все как следует отрепетируют, а в одиннадцать, когда дневной жар спадет, выступят с рыбацкой песней. И Кондос переминался с ноги на ногу, поглядывал на часы и молил всех святых, чтобы дотошный русский полицейский наконец утащился отсюда в свою гостиницу и оставил его в покое.

Полковник сфотографировал и статуэтку тоже. Затем поднялся на ноги и устремил взгляд в окно – на вымощенную плиткой дорожку, вьющуюся по почти отвесному склону, на синеющее далеко внизу море, на маленький частный причал у воды. Кондос встал рядом с ним, посопел, соображая.

– Несчастный господин Вайс, – выдал он наконец, не зная, что сказать. – Думал, наверное, провести здесь спокойную старость, дышать морским воздухом, любоваться видами. А оно вон как вышло… – Он вздохнул и добавил: – Такой хороший человек. Интересовался нашей культурой, жертвовал деньги на археологические раскопки храма Афродиты…

Русский, не отводивший взгляда от расстилавшейся за стеклом безбрежной сини, усмехнулся.

– Этот прекрасный человек, ваш господин Вайс, – сказал он, – настоящее имя которого Виталий Петрович Беликов, был одним из лидеров Ореховской преступной группировки. Занимался рэкетом, собирал дань со всех заведений, работавших в этом районе Москвы. Неоднократно принимал участие в организации и исполнении заказных убийств. Отличался особой жесткостью, а также очень любил развлекаться с несовершеннолетними девушками, не удосужившись заручиться их согласием.

Кондос слушал все это, глядя на русского дикими глазами. За что, за что с ним все это произошло? Он ведь маленький человек, полицейский. Ему осталась пара лет до пенсии. Каким афинским ветром, будь он неладен, на его голову надуло этого русского малаку? Почему он оказался втянут в разборки знаменитой русской мафии?

Что же это за наказание, ей-богу? Сначала эти русские нувориши покупают здесь землю, захапывая самые лучшие места, затем их приезжают убивать их русские же враги, а следом из России являются полицейские и не дают ему, бедняге Кондосу, покоя.

– А как же… – залепетал Кондос.

– Последние десять лет Виталий Петрович Беликов находился в международном розыске, – негромко продолжал Рогов. – Но правоохранительным органам обнаружить его место жительства так и не удалось. Зато, как мы видим, это удалось кому-то другому…

– Кто бы мог подумать? – сокрушенно качал головой Кондос.

А про себя сетовал: «Это ж теперь столько всякой шушеры понаедет, похлеще этого полковника. Не видать тебе, старина Кондос, покоя, ох, не видать. И в бузуки ты точно не успеешь. И старый лис Манолис вместо тебя выступит сегодня запевалой…»

Полковник тем временем развернулся, в последний раз оглядел ванную и бросил, уже направляясь к выходу:

– Я хотел бы побеседовать с вашими свидетелями. Если вы не против.

Что-то подсказывало Кондосу, что побеседует он с ними, вне зависимости от его ответа.

* * *

– Вы узнаете этого человека? – полковник Олег Рогов протянул девушке телефон.

На экране демонстрировался фрагмент видео с камеры наблюдения. Мужчина лет тридцати, смуглый, с выгоревшими на солнце каштановыми волосами, мягкими волнами спускающимися до середины шеи, одетый в белые шорты до колен и изумрудного цвета футболку, подходил к узорчатым воротам виллы. Останавливался перед приоткрытой створкой, осторожно заглядывал в нее, шевелил губами, видно, окликая хозяев. А затем, не дождавшись ответа, входил внутрь.

Француженка склонилась на телефоном, занавесив экран пышными дредами, свела брови на переносице.

– Конечно. Это Ник.

– Ник, а дальше? – спросил Рогов.

– Фамилии я не знаю, – повела татуированными плечами француженка. – Понимаете, здесь, на Миконосе, все друг друга знают. И… не знают. Мы пересекаемся только в сезон, отлично проводим время, а потом каждый уезжает обратно в свою жизнь. И никому дела нет до того, что эта жизнь собой представляет.

– Хорошо, – кивнул Рогов. – Расскажите все, что вам известно об этом человеке. Любые сведения.

– Он, кажется, грек, – задумавшись, выдала француженка. – Или нет, вроде по матери грек, он рассказывал. А по отцу албанец. Живет где-то в Европе, работает… Не помню, что-то, связанное с наукой. Отличный парень, веселый, заводной, катается здорово. Немного инфантильный, правда. Но это его не портит. Такое, знаете, всеми любимое избалованное непосредственное дитя.

Олег нахмурился. То, что рассказывала эта дизайнерша, пока никак не вписывалось в представлявшуюся ему картину произошедшего. Представить себе, чтобы подобный человек имел отношение к синдикату… Однако, если он был просто случайным свидетелем убийства, почему его не убрали?