Неугасимый огонь - [100]

В конце концов, страсти немного улеглись. Хватало иных забот, а царь пока не торопился отличать хеттов перед македонянами. Воины успокоились.

Не раздувал пламя Александр и в деле с Филотой. Он затаил злость на сына Пармениона, но старался не подавать вида. Царь не стал чинить ему никакого унижения, но отослал от себя, назначив комендантом гарнизона Лавазантии. Для честолюбивого Филоты эта ссылка стала красноречивее любых прямых обвинений. Он высказал обиду отцу.

— Все наши поступки имеют свою цену, — сурово сказал Парменион, — ты не представляешь, чего стоило Александру замять твою выходку.

— Выходку?! — вскинулся Филота, — даже ты не веришь мне?

Парменион лишь покачал головой.

— Ты знаешь, что Александр легко поддаётся гневу, но он отходчив. Для тебя будет лучше, если ты некоторое время побудешь вдали. Вот увидишь, он сменит гнев на милость. Он по-прежнему благоволит нашей семье, посмотри сам — он назначил послом в Египет Никанора.

Выбор Никанора в качестве посла преследовал сразу несколько целей. Во-первых — успокоить Пармениона. Преданный старик не собирался становиться в оппозицию, но царь решил перестраховаться. Во-вторых, Никанор был ранен в бою с египтянами, Александр рассудил, что посол будет думать о реванше, и не позволит очаровать себя, как это сделал Птолемей. Подозрительная расположенность Лагида к египтянам стала третьей причиной, что в Бехдет поехал не он.

Никанору предстояло проявить большую твёрдость. Ещё до его отъезда обнаружилось, что удивительная мягкость и уступчивость Ранефера имеет двойное дно. К середине осени македоняне заметили, что в принадлежащих им кипрских и киликийских портах поубавилось финикийских торговых судов, гружёных египетским хлебом. Кроме того «пурпурные» перестали покупать кипрскую медь. Расследование Эвмена показало, что они вздыхают об упущенной выгоде, но вынужденно выполняют чьё-то «благопожелание».

Понятно, чьё.

— Значит, решил сыграть утяжелёнными костями? — недобро усмехнулся Александр, — я предполагал что-то подобное. Как бы не доиграться тебе, Ранефер…

Кипр был богат медью и македоняне, торгуя ей, рассчитывали приобрести все, в чём нуждались. Навязанное «нежелание» финикийцев покупать медь, оказалось достаточно болезненным ударом.

Для выплавки бронзы одной меди было недостаточно. Требовалось олово. Египтяне имели его в достатке, добывая на дальнем юге, за порогами Нила. Ещё одно крупное месторождение располагалось в горах Ливана, к северу от города Берити[95], совсем рядом, руку протяни. Вот только теперь и его загребли египтяне. Совсем рядом, в Библе, сидел их ставленник, предатель Энил. Царь Берити, ещё недавно состоявший в союзе царей, разбитых Тутмосом у Мегиддо, теперь был так напуган македонским разорением, что в числе прочих, выбрал дружбу с Египтом.

Олово близко и дешево, вот только видит око, да зуб неймёт.

Выручили хетты. Они и прежде не имели доступа к этим рудникам, и получали олово издалека. Его возили караванами из земель к северу от царства Митанни. Получалось очень дорого, но куда деваться? Зато, благодаря пришельцам в гору пошло железное дело, в котором хетты и прежде были большие мастера в сравнении с египтянами.

Александр встретился с Хуццией и намекнул, что готов поделиться разнообразными ремесленными секретами, а взамен ожидает от дорогого союзника беспошлинную торговлю. Царевич не возражал. Он увидел у макандуша так много удивительного, что теперь спал и видел, как благодаря дружбе с ними возвышается царство Хатти.

Его восторг разделяли далеко не все. Кое-кто предупреждал Цитанту, что если с макандуша излишне любезничать, они могут совсем обнаглеть. Уже сейчас в речи Алекшандуша проскальзывают недопустимые повелительные нотки.

— Проснёмся утром, а царство уже не наше, — говорил Цитанте Муваталли, которому новая политика царя совсем не нравилась.

Цитанта лишь отмахивался, благодушно внимая своему старшему сыну, который похвалялся мечом из драгоценного металла амутум[96]. Клинок выковал царский мастер, познакомившийся с секретами южных соседей.

— Восхитительно! Прекрасно!

Хуцция попробовал клинок на изгиб. Коснулся пальцем острия.

— Это «чистое» железо? — спросил Муваталли.

— Нет, — ответил Хуцция, — этот клинок ещё не может соперничать с отцовским «Сокрушителем панцирей», но он намного лучше твоего.

Хеттские кузнецы знали три вида железа. Обычное уступало бронзе в прочности. «Небесное» уже было сопоставимо с ней. Третий вид, «чистое» железо, считался полумифическим. Мало кто видел изделия из него. Ни один кузнец из ныне живущих не знал его секрет, даже царские мастера. Но они не прекращали поисков секрета, пытаясь воспроизвести меч Цитанты, полученный царём от своего отца Тахурваили[97].

— И этот меч стоит двадцати тысяч овец, которых ты приказал отправить на юг? — скептически хмыкнул Муваталли.

— Этот меч стоит и большего. Хотя это и не «чистое» железо, но клинок гораздо прочнее любого из тех, которыми вооружены царские Стражи. Кроме того, на выплавку крицы пришлось потратить значительно меньше руды. Но самое главное то, что мастер Паххур теперь знает секрет, и мы сможем сделать тысячи таких мечей.