Неугасимый огонь - [132]

– Так пить хочется, – сказал Рафи. – Я не пил воды уже несколько дней. Цыган сказал, что даст мне попить, но так и не дал.

– Потерпи еще немного, – успокаивала его Софья, – еще немного подожди, мы вытащим тебя отсюда, и ты сможешь напиться всего, чего пожелаешь.

– Ну вот, теперь ты свободен. – Роберт отбросил в сторону последний кусок разрезанной веревки и поднял мальчика на руки. Все трое поспешили к лестнице.

Казалось, что прошла еще целая вечность, пока они выбрались из этого мерзкого подвала на вонючий двор, а затем вышли на улицу. Роберт остановился, он щурился от лунного света, падавшего ему в глаза. Идальго пребывал в нерешительности, – в каком направлении им идти, когда в темноте возникла фигура человека.

– Возьми-ка его, – Роберт отдал Рафаэля Софье, выхватил пистолет и навел его на незнакомца. Что-то знакомое почудилось ему, но из-за темноты разглядеть человека не представлялось возможным.

– Дон Роберт, донья Софья, это вы?

– Энрике, – воскликнула радостно Софья. – Это мы. Рафаэль с нами.

Возница подбежал к ним.

– Хвала Богу, Пресвятой Деве и всем святым. Я выехал вслед за вами, сэр. Я решил, что вам понадобится карета, когда вы найдете донью Софью и мальчика, чтобы добраться домой. Сначала я добрался до Трианских пещер, и цыган, назвавшийся Хоселито, сказал мне, куда вы отправились.

– Хороший человек, – сказал Роберт. – У тебя не найдется чего-нибудь попить, а то парень погибает от жажды.

В ответ Энрике широко улыбнулся своей белозубой улыбкой.

– В карете, идальго. Она ждет там, позади. В ней есть кувшин с водой, которую я набрал из фонтана, что на другом конце города.

Рафаэль молчал, держась за шею матери обеими ручонками. Когда ему, наконец, принесли кувшин, он схватил его обеими руками и жадно к нему прильнул губами. Утолив жажду, он снова повис на шее у Софьи. Роберт смотрел на мальчика, который был его сыном. К нему лишь теперь пришло облегчение, и он блаженно закрыл глаза. Но в голове возникли воспоминания о том, что недавно произошло в пещере. Никаких, мучивших его угрызений совести эти сцены у него не вызвали…

– Вези нас во дворец – обратился он к Энрике. – Едем домой.

На четвертый день, после возвращения всех в Кордову, начались зимние дожди. Роберт стоял у небольшого, украшенного витиеватой решеткой окошка комнаты, служившей ему конторой, и смотрел на потоки грязной воды, стекавшей по улице Калле Авероэс. Ему пришла в голову мысль, что если бы эти дожди начались до того, как им удалось обнаружить Рафаэля, река бы в Севилье поднялась и затопила эти грязные склады, на которых Пако запрятал мальчика. Тогда бы ребенок погиб. Не было бы дождей, то цыган уморил бы Рафаэля голодом. В любом случае, если бы они вовремя его не освободили, Роберт бы больше не увидел своего сына живым.

Вошла Софья, села за письменный стол и уткнулась в лежащие на нем бумаги. Впервые за последние дни они оказались здесь вдвоем. Софья постоянно находилась с мальчиком, она не отпускала его от себя ни на шаг.

– Рафи уснул, – сообщила она ему. – Кажется, он впервые за эти дни спит спокойно. Я долго не отходила от него, хотела посмотреть, мучают ли его недавние события во сне? Нет. Никакие кошмары его не преследуют. А я хочу просмотреть домашние расходы. Когда ты был в Хересе, мне удалось продать кое-что из вещей и я начала выплачивать деньги прислуге. Не волнуйся, все было сделано скрытно.

Он не обратил внимания на ее болтовню – она просто заговаривала ему зубы.

– Зачем ты мне лгала? – задал вопрос Роберт.

Она молчала, разглядывая гроссбух.

– Я не могла отважиться сказать тебе правду, – наконец ответила она. – Я не имела права допустить, чтобы ты отверг моего ребенка так же, как в свое время отверг меня.

– Я не отвергал тебя. Я потерял рассудок и не соображал, что делаю. Пойми меня, я же все поставил на карту и проиграл.

– А разве Мендоза не знали в своей истории проигрышей? Я понимаю, что это для тебя значило, но как бы то ни было, ты отверг меня.

– Тогда днем, в том домике? Ты это имеешь в виду?

Они смотрели друг на друга, вспоминая тот незабываемый восторг, который они пережили в те часы.

– Тогда, когда ты мне сказала, что любишь меня? – тихо и нежно добавил он.

– Тогда, когда был зачат Рафаэль, – согласилась Софья.

Она чувствовала, почти зримо ощущала мощный поток чувств, связывающий ее с этим человеком, отцом их сына. Ощущал ли он что-то подобное? Она пыталась разглядеть это в его глазах. Они внимательно смотрели на нее, но она не могла понять, что в них было. Мог он знать о ее чувствах, в состоянии ли он чувствовать, что она по-прежнему его любит? Нет, это было бы слишком быстро, слишком просто. За эти годы многое произошло.

– Ты отверг меня в тот самый момент, когда было положено начало жизни Рафаэля, – повторила она. – И еще раз, когда я пришла сюда, во дворец, несколькими днями позже. Я пыталась встретиться с тобой. Я стучала во все ворота, я знала, что ты здесь и мог меня слышать, но ты не впустил меня.

Он кивнул, не сводя с нее глаз.

– Я слышал тебя. Я был в Патио де лос Наранхос.

– Тогда не спрашивай меня, почему я ничего не говорила тебе о Рафаэле. Я не могла поступить иначе, из-за боязни, что он тоже скажется отверженным.