Неугасимые зарницы - [44]

Вскоре с изнурительным утомлением появилось тупое безразличие к окружающей красоте, к самому себе. Ничто не радовало, не удивляло. Лечь бы и не подниматься...

Касьян Маркович гнал от себя это коварное искушение, останавливался на несколько секунд, чтобы отдышаться, вытирал с разгоряченного лица крупные капли пота и снова карабкался вверх.

Безлесному склону, казалось, не будет конца. Но вот Олексу и Романа уже не видно. Значит, где-то там впереди — равнина! И они вышли на нее, сняли, наверное, рюкзаки и уже лежат, как тот гуцульчик, лицом к небу, роскошествуют.

Тернюк смотрел себе под ноги, чтобы не споткнуться, не упасть, и прислушивался к напряженному биению сердца. Оно давно так не надрывалось. Бедное учительское сердце! Как тебе сейчас неимоверно тяжело!

Вспомнился телевизионный научно-популярный фильм о болезнях сердца. Этот фильм он видел давно, но и до сих пор не забылось, как сердце, пульсирующее, живое, мучилось в чьей-то рассеченной груди. Увеличенное во весь экран, оно страдальчески сжималось, корчилось, трепетало — будто ему было страшно вот так, на виду у всех, исполнять свою таинственную работу. Чье оно было? Человека или какого-нибудь животного? В конце концов, это не имеет значения. Сердце есть сердце. И у человека и у животного оно исполняет одну и ту же работу. И когда хотят лишить кого-нибудь жизни, то целят в него — в сердце... Ничего же не случится, если он доберется до вершины горы на полчаса позже Олексы и Романа. Вот и Люся с Валей тоже, наверное, пришли к такому заключению: останавливается он, останавливаются и они. А может, просто хитрят? Может, умышленно останавливаются? Может, жалеют его, старика?

Вдруг он споткнулся о камень и сразу почувствовал резкую боль в колене. Ну, вот, этого еще не хватало. Теперь остается дать о себе знать радикулиту — и можно складывать свои туристские крылья, падать, словно гнилое бревно, и катиться вниз...

Однако боль в ноге вскоре прошла.

То тут, то там виднелись поросшие травою рытвины, извивались похожие на старые окопы какие-то ложбины. Не Прокоп ли Шуляк держал здесь в годы войны оборону?

«То были походы, тяжелее любой работы, — вспомнились слова свата. — Всюду и ежесекундно нас подстерегала смерть...»

Крутой подъем подходил к концу. Из-за перевала веяло благодатной свежестью открытого простора.

Касьяну Марковичу еле хватило сил преодолеть последние десять шагов. Он стоял на нетвердых ногах, захлебывался живительной свежестью, улыбался, хотя понимал, что выглядит сейчас старым и жалким. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его таким.

Роман и Олекса сидели под елью. Иордан вскочил:

— Стойте, Касьян Маркович, я сфотографирую вас!

Тернюку это фотографирование было уже ни к чему. Но к нему подбежал сын:

— Подожди, папа. Я хочу увековечиться вместе с тобой. Только станем вот тутки, как говорят гуцулы, чтобы горы были видны.

И вот они рядом. Отец и сын. А вокруг — вечные горы. Нелегко и долго шел к ним Касьян Маркович. Кажется, всю жизнь. И, пожалуй, действительно стоит увековечить этот долгожданный миг. Долгожданный и, может быть, неповторимый. Конечно, неповторимый... Вторично сюда уже придет не он с сыном, а Олекса со своим сыном, а потом — Костик со своим... Упадут отжившие свой век вон те ели, на их месте вырастут другие, будет обновляться и род людской, а горы будут стоять вечно. И он, Касьян Тернюк, с Олексой тоже будут долго стоять рядом — на фотографии...

Иордан сфотографировал их несколько раз, затем перевел объектив на Люсю и Валю, которые далеко внизу «паслись» около низкорослых кустов черники.

Олекса помог отцу снять рюкзак.

— Ну, как шлось на гору, папа?

— Если по правде, сынок, то нелегко.

— А так и должно быть, — улыбнулся Иордан. — Подниматься всегда тяжеловато...

Касьян Маркович тепло посмотрел на молодого врача. Да, в тридцать лет человек уже может говорить так. Иордан — талантливый хирург, сделал не одну сложную операцию. Это какая ни на есть, а все-таки вершина, и достичь ее, безусловно, было нелегко.

— Может, вы уже убедились и в том, что спускаться вниз тоже трудновато? — отпарировал Касьян Маркович.

— Да, я познал и это. Если хотите, приходилось и срываться...

«Роман — приятный, умный человек, — подумал Тернюк. — Хорошо, что сын дружит с ним...»

«Учитель, видно, принадлежит к жизнестойкой категории людей, — мысленно отметил Иордан. — С такими спутниками надежно в дороге...»

«Я знал, что они понравятся друг другу», — улыбнулся в бороду Олекса.

Вокруг безмолвно дыбились поросшие лесом горы. Лишь кое-где виднелись пологие плесы долин. Лесными просеками бежали, словно испуганные жирафы, стальные мачты высоковольтной сети, а рядом тянулась серебристая нить нефтепровода «Дружба».

V

У них была туристская карта Закарпатья — нарисованная схема-картина. В экскурсионном бюро на стене она создает впечатление. Но в пути — ненадежный гид.

Иордан знал об этом и не очень надеялся на нее. Однако другой, лучшей карты у них не было. Впрочем, и эта устраивала. Ведь они не собирались придерживаться проторенных маршрутов. Наоборот, всем, а особенно Иордану, хотелось нехоженых дорог, безлюдья. Были определены только три обязательных ориентировочных пункта, где им нужно было побывать: это озеро Синевир, село Усть-Чорна на реке Тересве и, наконец, село Межгорье. На этом участке гор Иордану еще не приходилось путешествовать, поэтому он избрал именно его. Остальные в Карпаты попали впервые, и им было все равно, где идти. Так что, если бы даже они и сбились с намеченного направления, это нисколько не огорчило бы их.