Неугасимые зарницы - [43]

Тернюк ступил на рассохшиеся, скрипучие ступени крыльца, поднялся к двери. Толкнул ее рукой. Дверь не поддалась, хотя замка на ней не было. Не было даже ручки. Лишь из вытертого, в палец шириной, отверстия свисала поржавевшая цепочка. Тернюк потянул ее вниз. По ту сторону стукнула клямка, и дверь, протяжно скрипнув, медленно открылась. Из сеней в комнату дверь не была закрыта.

На Касьяна Марковича пахнуло пряным ароматом горного разнотравья. Пол был устлан толстым слоем сухого, но еще зеленого сена. В святом углу — длинный стол, вдоль стены — широкая скамья. Хозяева, куда-то съезжая, почему-то не взяли с собой этот прадедовский скарб, может, специально оставили для домового, чтобы он мог на чем-то посидеть. А еще оставили хозяева в затканном паутиной углу Иисуса Христа, нарисованного на не оправленной в раму доске. Краски давно потемнели, покрылись пылью, и лицо Христа было не очень выразительным.

Тернюк робко вошел в комнату, и вдруг снова ему показалось, что за ним кто-то следит. Резко повернулся — в дверном проеме стоял белоголовый подросток.

— Вернитесь назад, — сказал он вежливо, но настойчиво. — Днем нечего заходить сюда. Ночью пусть бы. Ночью никто не запрещает, ну и в непогоду...

— Я только хотел посмотреть, — смутился Касьян Маркович.

— Нечего тут смотреть. Хата как хата.

— Ваша?

— Была наша. Теперь ничья. Иногда лесорубы здесь ночуют или пастухи спасаются от непогоды. А так — ничья...

— Что ж ты меня тогда прогоняешь?

— Сейчас же не ночь. А без нужды в чужую хату заходят только для шкоды.

— А почему вы бросили свою хату?

— Не мы одни. Все, кто жил вот так укромно в горах, сошли вниз. Там, — подросток кивнул в сторону долины, где виднелось село, — мы имеем хорошую новую хату с электричеством. Ну, и к школе мне теперь ближе. Не нужно по пояс в снегу брести...

— А что ты здесь сейчас делаешь?

— Овец пасу. Ну, и хату сторожу, чтоб кто-нибудь не спалил. А то куда ж тогда нашей бабуне ходить погостить?..

Касьян Маркович еще раз окинул взглядом брошенную хату, попрощался с подростком и осторожно закрыл дверь.

IV

Они взбирались все выше и выше не по дороге и даже не по тропинке. Это были дикие места. Ступала ли когда-нибудь здесь нога человека? Над головой громоздилась зеленая крутизна и заслоняла небо. Так бывает, когда самолет, в котором ты летишь, разворачиваясь на малой высоте, неожиданно ложится на левое или правое крыло, земля будто становится на дыбы и наваливается на иллюминаторы.

Чтобы не упасть навзничь, Тернюк наклонялся вперед, упирался в землю руками и продвигался на четвереньках.

Олекса и Роман были высоко над ним. Они выглядели тоже не лучше — какие-то странные существа: два набитых колышущихся рюкзака, а под ними непомерно длинные ноги. «Ногастые рюкзаки», — сказали бы изобретательные дошкольники.

Касьян Маркович посмотрел назад, на женщин. Из-под рюкзаков, будто из-под черепашьих панцирей, выглядывали две белые кепочки и руки, которые хватались за кустики, за траву. Люся и Валя словно ползли. «Да все мы сейчас хороши», — улыбнулся Касьян Маркович.

Воздух, напоенный ароматом разомлевших трав и смолистых елей, пьянил. От белых, розовых, синих, красных цветов рябило в глазах.

Тернюк часто останавливался, очарованно поглядывал вокруг. «Это тебе, дорогая Марина, не машиной перемахнуть через горы, не с самолета сквозь запотевшие иллюминаторы посмотреть на них. Здесь, милая моя, собственными ногами преодолеваешь высоту. Шаг за шагом поднимаешься в небо, не отрываясь от земли. И все видишь, сам себе выбираешь дорогу, всем своим существом сливаешься с неповторимым величием, с небывалой красотой. Чувствуешь себя человеком и вместе с тем богом...»

Чувство радости, даже самовлюбленности переполняло Касьяна Марковича. А как же! Он преодолевает горы! И зря за него боялись, предостерегали, запугивали. Ничего страшного. Пусть он не впереди, но и не плетется последним. Для начинающего в его возрасте туриста это не так уж и плохо.

Ему даже пришло в голову честолюбивое желание сфотографироваться здесь, на этой обрывистой крутизне. Пусть бы посмотрели коллеги-учителя... Он пощупал карман рюкзака, где лежал фотоаппарат. К сожалению, сам себя не сфотографируешь.

Однако подъем с каждой минутой давался все труднее. Ноги, как у загнанной клячи, подкашивались, противно дрожали. Да и сердце просило, требовало чаще останавливаться. Из-под шляпы на лицо, на шею струился пот. Не хватало воздуха. Касьян Маркович оттягивал лямки рюкзака, расправлял плечи, глубоко дышал, но от этого только кружилась голова, а сердце билось еще быстрее.

Взглянул на часы. Прошло уже больше сорока минут, как он попрощался с белочубым гуцуликом, а пустая усадьба все еще была видна и, казалось, находилась совсем близко. И табунок белых овец, столпившихся у ручья, был виден. И их табунщик. Лежит на спине в травах и будто к чему-то присматривается в небе. Наверно, следит вон за тем беркутом, что кружит над горами. Эх, лечь бы и самому вот так. Но нужно идти. Ведь ты затем и пришел сюда, чтобы узнать, какие прекрасные и вместе с тем какие трудные горные дороги...