Неугасимые зарницы - [2]

Под вечер из-под только что освобожденной Полтавы на машинах подбросили четыре больших лодки, на Днепре было выловлено еще несколько немецких понтонов.

...С наступлением ночи вся «флотилия» двинулась к правому берегу.

Дивизионная артиллерия в полной готовности ждала сигнала, чтобы поддержать отважных десантников своим огнем.

Кроваво поблескивал Днепр в отсветах далекого зарева. Никто не оглядывался на оставленный берег. Все смотрели вперед и думали лишь об одном: скорее бы, пока враг не заметил и не открыл огонь, причалить и почувствовать под ногами землю...

Наконец стали видны обрывистые кручи. Теперь нужно изо всех сил налегать на весла, чтобы не снесло течением. Где-то здесь, немного ниже, должна открыться пойма небольшой речки-притоки.

Внезапно над кручей, которая уже отчетливо просматривалась впереди, взлетела осветительная ракета — и сразу же ударили станковые пулеметы. Началось...

Тимофей Зведенюк греб изо всех сил. Он сидел спиной к правому берегу и чувствовал себя совсем беспомощным и беззащитным.

Вдруг лодку тряхнуло, она вздыбилась, стала на корму и перевернулась. Тимофея чем-то ударило по голове, он погрузился так глубоко, что еле выбрался на поверхность. Когда немного пришел в себя, понял, что течение относит его от берега. Валы волн, поднятые взрывами, один за другим перекатывались через голову, не давали отдышаться, намокшая одежда сковывала движения.

В лицо ударила новая волна, потянула его вниз, в бурлящую пучину. Тимофей с трудом выбрался на поверхность и понял, что до берега он не доплывет. Все. У него уже нет сил. Это конец...

Вдруг кто-то схватил его за гимнастерку:

— Давай сюда, солдат... Держись, браток!..

Его вытащили на плот.

Неподалеку разорвался снаряд, и плот затрясло так, будто он стоял на крупах одичавших лошадей.

Опасаясь, что снова окажется в воде, Тимофей отполз от края.

— Так ты ж совсем исправный: и руки и ноги на месте, — сказал солдат, только что спасший его.

Голос показался очень знакомым. Но то, о чем подумал он, было таким невероятным — похожим на болезненный бред.

Вдруг гребец, который орудовал длинным, вставленным в высокую уключину веслом, вскрикнул и упал на плот.

— Зведенюк, к веслу! — прозвучала чья-то команда.

Тимофей и его спаситель одновременно кинулись к веслу, заняли место убитого. Теперь при неугасающих вспышках Тимофей отчетливо увидел лицо отца. Вот таким, как сейчас, он не раз видел его в доменном цехе. Это было в далеком, как детство, приморском Жданове. Только тогда отец держал в руках не весло, а длинный, как пика, лом, которым пробивал летку, и из нее, словно из автоматного ствола, брызгали искры...

С левого берега ударила наша дивизионная артиллерия, на правом берегу тяжело заухали разрывы.

В темно-синем, аж черном небе гудели вражеские самолеты, сбрасывали на десантников бомбы. А с крутого берега строчили и строчили немецкие пулеметы, прошивая ночь огненными швами.

Тимофею вдруг стало страшно за отца, ведь только что был убит на этом месте гребец. И он стал перед ним, защищая его собой.

— Тимка?! — в радостном удивлении крикнул отец и, не выпуская из рук весла, не переставая грести, прижался своей небритой щекой к такой же колючей щеке сына. Так и гребли они в паре, согревая друг друга горячим дыханием...

Они не виделись около двух лет и ничего не знали, не слышали друг о друге. Теперь вот встретились. И при каких обстоятельствах! Такое случается только в сказках.

— Как там мама, отец?

— Где-то за Волгой...

— А вы давно воюете?

— Уже второй год.

Тимофей не сказал, хотя и подумал, что отец мог бы и не воевать: не тот возраст.

Над Днепром повисла ракета, осветила все вокруг.

От этого внезапного яркого света каждому хотелось спрятаться. Только Зведенюки будто даже обрадовались кратковременной вспышке — можно разглядеть друг друга. Рассвет наступит еще не скоро, да и доживут ли они до него. Вокруг беснуется смерть.

Плот с хода ткнулся в песчаную отмель. Бойцы спрыгнули в воду.

Ракета погасла.

На какой-то миг они потеряли во тьме друг друга, а когда глаза привыкли к темноте — было уже не до разговоров.

Враг беспрерывно бросал в контратаки пехоту и танки. Бил огнем из всех видов оружия.

Выстояли!

Не отступили!

Все, кто переправились, остались на правом берегу. Все — и живые, и мертвые.

Под утро подошли наши свежие силы. Враг не выдержал — попятился. «Ночная смена», как назвали себя десантники, получила короткий отдых.

Поодиночке и группами бойцы сидели на поваленных деревьях, на снарядных ящиках или просто на еще теплой от разрывов земле и молча с жадностью курили. Оглушенные трескотней автоматов, пушечным гулом, надсадным воем бомб, они постепенно приходили в себя.

Тимофею было не до отдыха, хотя усталость валила с ног, а на голове, под тугим широким бинтом, щемящей болью обжигала рваная рана. Съежившись от утренней прохлады, в прогоревшей на спине гимнастерке, он брел от одной группы солдат к другой и без конца повторял:

— Зведенюка!.. Акима Степановича Зведенюка здесь нет?

Отец не откликался.

В безутешной печали подошел к Днепру.

Там, на берегу, он и увидел отца.