Неудержимолость - [2]
Шрифт
Интервал
Мои люди отрапортуют мне и доложат,
с кем Вы ели,
о чем беседовали
и прочем.
Вот Вы курите у окна,
а на Вас направлены
пара точных прицелов видеофоторужей.
А могло быть иначе.
Я знаю, что так неправильно.
Я котом Леопольдом Вам предложу жить дружно,
наши руки – для наших рук, а не взвода кольта.
И борщи я готовлю вкусно. И суп с грибами.
Вы же сами на рее вздернули Леопольда,
натянув его шкуру
на японские барабаны.
Оттого я ношу в кармане стихов гранаты
и на воздух весь мир заставить взлететь готова —
так, что нервно закурит крепкую даже НАТО.
Я Вам честь отдаю,
как корабль отдает швартовы.
Дорогой, у меня есть связи в любом отделе
и подкуплены крепко
все городские копы.
Все равно я молчу
и рою свои туннели,
и взрывчаткой любви закладываю подкопы.
Я готовлюсь к войне. И кровью пишу на белом
полотне со старославянским ятем:
«Господинъ, объявленный парабеллумъ
призывает Вас сдаться
на милость моих объятий».
Я могла бы накрыть Вас пледом, но раз Вы против,
я накрою Вас зарифмованным мной цунами.
Я устала от этих черте каких пародий.
Мы могли бы уже раз тысячу
зваться
Нами.
Вы не рады мне,
мой любимый. Да и с чего бы?
Я сегодня стреляла в стены напропалую.
Раз выходите в одиночку – глядите в оба.
У меня слишком взрывоопасные
поцелуи.
Вот Вы спите, и тьма густая, пододеяльная
жаждет новых
инициированных сближений.
Моя война за взаимность Вашу уже объявлена.
Ни один из Львов
не создан
для поражений.
2013
Не твоя тишина
Я несколько слов для тебя написала,
где каждая строчка – смешна и страшна.
За аплодисментами полного зала
всех громче дышала твоя тишина!
Она обволакивала помещенье;
устраивалась на свободных местах.
Ты каждое слышал мое посвященье
тебе и тому, кто тобою не стал.
Я бросила исповедь в бледные лица,
и та разменялась на слезы и смех;
Как верно ты сделал, решив отдалиться,
тем самым ко мне приближая успех!
Пусть не был ни разуты мной поцелован.
Я к вере склоняюсь, как осень к зиме,
что стоило, всё это стоило Слова,
чей блеск нестерпимый сияет во тьме.
И каждый, кто слушал, а главное – слышал,
меня и дыханье твоей тишины,
поймет, что оно с каждым разом все тише,
а строки мои почему-то слышны.
И люди, свои забывая заботы,
полюбят меня – так, как ты не сумел.
Так радуйся, как же я стану свободна,
сиянье их глаз получая взамен!
Я смело скажу, что я всё доказала,
когда, приютившись в углу у окна,
за аплодисментами полного зала
задышит уже не твоя тишина.
Nimeni nu nevadesparti[1]
Таким, как мы, полезны время и расстояние.
Они обтёсывают все камни и поят хмелем
так, что проснувшись рядом с тобою, я не
боюсь, что мы чего-нибудь не сумели.
В шесть я играла на укулеле и на баяне.
Но вот мне двадцать: нет ни баяна, ни укулеле.
Мы не сумели сказать друг другу два наших имени
в той красоте, синеве и золоте прошлогоднем.
Я не посмею сказать «останься со мной», «люби меня»
быть может статься, ты чудотворец. Но не угодник.
Но я посмею сказать другие слова, и nimeni
nu ne va despartf, поверивших в день субботний.
Таким, как мы, из воздуха ставят памятник
и дышат им. Он свеж и неиссякаем.
Пока мы бьёмся за каждый вдох тяжело и маетно.
За каждый выдох в огне безумствуем и сверкаем.
Горит свеча. Покачивается маятник
в такт музыке, не старящейся с веками.
Так заживо умерев, оживают намертво
два человека между черновиками.
Девятнадцать и четверть века
На часах было девятнадцать и четверть века.
Мир был зелен и прост, как яблоко дяди Стива.
Человек влюблён в человека, влюблённого в человека.
Неплохой пример для ретроспективы,
для бульварного чтива и золотых изданий,
для того, кто никем никому никогда не станет,
для студентки, опаздывающей на поезд,
что увёз бы её в самый белый часовой пояс.
Это было вчера. Прошедшее время – это
всё, что набело в силах переписать поэты,
вот и я – переписываю проваленный госэкзамен
год спустя, про всегда together, всегда zusammen.
Жить от любви, не умерев, как в прошлый
раз, казалось решительно невозможным.
И смотрите, живу, живу, а не в жизнь играю,
этой жизни, как Богу, нет ни конца, ни края.
Марш – пока что не Мендельсон, но уже торжествен.
А сегодня нам двадцать и двадцать шесть, мы
продолжаемся там, где дым, разговор и песня,
все становится интересней и интересней,
мы носим груз 200 так же легко и просто,
как добрейшие в мире вести. Преград для роста
не существует. Есть потолок, в котором
трещина, откуда звучит повтором
вызвавшее слёзы диминуэндо
от прорвавшего счастья.
Счастья того момента.
Not when I've got acquainted but when I've really met You.
От часов, на которых девятнадцать и четверть века,
я бегу, и впервые не задохнусь от бега.
Круг замкнулся. Альфа схватила за хвост омегу:
Человек
находит
искомого
Человека.
«Вы сказали мне «нет» в переполненном зале…»
Вы сказали мне «нет» в переполненном зале.
Этот вечер никак не стремился к концу!
Вы молчали. Но Ваши глаза мне сказали,
что я Вам не по сердцу
и Вам не к лицу.
Я уехал, поймав побыстрее маршрутку,
недоеденный ужин оставив врагу.
Вы, мои чувства к Вам обратившая в шутку,
танцевать оставались на том берегу.
Я не видел Вас жизнь.
Я терялся в случайных
манекенах, одетых в шелка и меха,
в дорогих – но не сердцу! —
кофейнях и чайных,
я названье искал для восьмого греха.
…
Ты сказала мне «да»,