Неудержимая. Моя жизнь - [78]

Но даже в те ранние дни были заметны некоторые признаки будущих проблем. Например, он настаивал, чтобы, будучи в Лос-Анджелесе, мы жили только в его доме, хотя мой был больше, лучше и находился всего в двух шагах от его. Это был чисто мужской подход или, может быть, это был подход мужчины, родившегося в Восточной Европе. Он всегда подчеркивал свое центральное положение в наших отношениях, что это его дом и его мир, который он полностью контролирует. Он не любил, когда ему напоминали, что у меня своя собственная карьера, что мой дом лучше, а доход выше. Меня это мало волновало, а вот для него это было важно. И мы никогда не могли обсуждать тот факт, что в своем мире я, может быть, более успешна, чем он в своем. Поэтому мы жили у него дома и не говорили о подобных вещах. Мы просто продолжали наши отношения.

Где-то через год после их начала мы объявили о помолвке. Но это не был традиционный шаг перед женитьбой – я была к ней совершенно не готова, – скорее это была декларация о намерениях. Мы как бы заявляли о серьезности наших отношений. Мне кажется, что это тоже идет от Восточной Европы или от Словении. Вроде как символ любви. Вроде как мы заявили всему миру, что у меня есть только он, а у него есть только я. Он подарил мне кольцо с громадным бриллиантом, которое я снимала только во время игры. Иногда я с сомнением смотрела на него и думала: неужели я действительно помолвлена?

Мир тенниса мал и полон сплетен, так что эти новости быстро стали достоянием общественности. Некоторые девочки поздравляли меня или спрашивали о планах на свадьбу и медовый месяц. Где-то в это время Серена Уильямс отвела меня в сторонку в раздевалке Уимблдонского турнира. Я готовилась к первой игре турнира и пыталась психологически настроиться на нее – обычно в таких случаях, за час до начала игры, игроков оставляют в покое. Серене все было до лампочки. Она была слишком взволнована и хотела обсудить со мной мою помолвку. Она только что восстановилась после травмы. Я практически никогда с ней не разговаривала, но она подошла ко мне как старая подружка.

– Привет, Серена, – сказала я. – Рада твоему возвращению.

– Я слышала, ты помолвлена, – чувствовалось, что она возбуждена. – Жаль, что так получилось. ХА! ХА! ХА!

И она стояла передо мной, смеясь своей шутке.

Я тоже стояла. То есть, а что я могла на это сказать? Я засмеялась вместе с ней. Как я уже сказала, до моей игры оставался час. Я уже была в форме и собиралась начинать разминку. Она это видела. Но сама она уже закончила свой матч, поэтому ей-то какое до этого было дело? Она увидела меня в раздевалке «только для членов», села рядом со мной, оглянулась вокруг, как будто проверяла, нет ли рядом шпионов и соглядатаев, и зашептала театральным шепотом. Так шепчут тогда, когда хотят, чтобы все вокруг узнали о теме разговора.

– Ты знаешь, я тоже помолвлена! И никому об этом не говорила, кроме тебя.

Вы только задумайтесь над этим. Это был человек, с которым я в жизни толком не разговаривала. Мы только обменивались любезностями над сеткой после окончания игры. И вот она произносит все тем же шепотом:

– Ты не поверишь, Мария, но я встречаюсь с парнем. И встречаюсь очень давно. И он попросил меня выйти за него замуж. А я не знаю, что мне делать. Я хочу замуж, но, мне кажется, сейчас неподходящее время.

Я взглянула на часы. До игры оставалось сорок пять минут. До первого круга Уимблдонского турнира.

– Все это очень интересно, но… – попыталась сказать я.

Она немедленно перебила меня.

– Я должна тебе кое-что показать, – сказала она, выуживая из своей сумки небольшой мешочек с замочком. – У меня здесь кольцо. – Она уронила этот большой бриллиант мне в руку.

– Так ты действительно помолвлена? – спросила я, не зная, что еще сказать или сделать.

– И да, и нет, – ответила Серена, забирая у меня кольцо. – Или, наверное, да. Но никто об этом не знает. Мой отец ничего не знает. Моя мать ничего не знает. Знаешь только ты и никто больше.

Я просто сидела, уставившись на нее. Не знала, что сказать. Зачем она мне все это рассказывает? А потом я ушла и выиграла свою игру.

Когда после этого мой тренер и моя команда бросились ко мне с поздравлениями, я сказала:

– Вы не поверите, что произошло со мной еще до того, как я вышла на корт.

А потом, в один прекрасный день, Саша перешел в «Нью-Джерси Нетс». То ли он заранее спланировал это, то ли для него это был просто шанс получить больше игрового времени… Его новый дом теперь располагался в Хобокене, штат Нью-Джерси. Где это, черт побери? Он сказал, что оттуда можно на пароме добраться до одного из моих самых любимых городов. Я засомневалась. Стала выяснять адреса местных кафе, в которых я могла бы ждать, пока он на тренировке. «Карло’з Бейк Шоп» – это все, что мне удалось найти. Кажется, это кафе стало известным после реалити-шоу Король кондитеров. Если люди начинают выстраиваться в очередь, чтобы купить канноли в Хабокене, то ты поневоле задаешься вопросом – что это за дыра? Дыра жуткая. Особенно в феврале, когда река покрывается льдом, паром прекращает работать, а транспортный поток настолько перегружен, что любимый город, в котором ты хотела бы оказаться, становится практически недоступным.