Купив газету, мать девочки прочла заголовок — «Фюрер требует Данциг!» — неужели, думает она, нам придется воевать из-за каких-то поляков. Ей делается страшно за себя, за мужа, за брата. Страх переходит в ненависть ко всем народам, которые своими варварскими штучками, готовы помешать ей наслаждаться налаженной жизнью. В порыве этой ненависти, она комкает газету, ищет глазами дочку. И увидев ее на коленях Жильцова, сразу узнает в нем одного из тех, кого она так сильно возненавидела. О, о! воскликнула она, всплеснула руками. Бежит, стуча по асфальту высокими каблуками, зовет дочь: — Шанталь! Шанталь!
— Гоп-гоп, — говорит Жильцов.
Вдруг высокая дама в голубом платье со злостью хватает ребенка за руку, срывает с колен Жильцова и сразу начинает чистить рукой платье ребенка так, как-будто девочка сидела на чем-то грязном. Девочка плачет и даже протягивает к Жильцову ручонки. Но дама хватает ее на руки и уносит с таким видом, будто спасла ребенка от гибели. Толпа перед газетной будкой поворачивает головы, смотрят на Жильцова. И от этого внимания толпы ему делается так неловко, будто он действительно в чем-то провинился. Ему делается невозможно сидеть, он встает с места, но и стоять невозможно. Он пробует улыбнуться, но улыбка (он это чувствует) получается виноватая, глупая. Он делает шаг вперед, но и тут: в ногах неуверенность. Ему кажется, что если он пойдет быстро, подозрение толпы увеличится, он поворачивается и медленной походкой, согнувшись так, будто у него на плечах какая-то тяжесть, идет и скрывается за фонтаном.
