Неучтенный фактор - [40]

Черси – городок небольшой и очень специфический. В окружении тундры, совершенно чуждой большинству населения, и моря, ледяного даже летом, этот городок, зимой надолго погружающийся в полную темноту, приводил в уныние и тоску приезжих, многие из которых желали поскорее выбраться оттуда. Иногда им это не удавалось неделями из-за пурги, не дающей поднимать самолеты – единственную связь с большим миром. В 7 утра по радио передавали метеосводку. В Заполярье прогнозу погоду придается гораздо большее значение, чем в любом другом месте. «Ожидается ветер скоростью 42 метра в секунду. Освобождаются от занятий школьники всех классов, также запрещается выходить на работу женщинам, не занятым на непрерывном производстве, и мужчинам, занятым на наружных работах. Работает дежурный магазин №5». Это означало, что все продуктовые магазины закрыты, кроме одного, и к домам людей, занятых на непрерывном производстве, будут подъезжать вездеходы, забирая их на работу. А вылететь отсюда никому не удастся. Так могло длиться неделями, месяцами. Если пурга длилась долго, хлеб тоже подвозили к подъездам на вездеходах. Торжествовали школьники, накануне вечером выбросившие в форточку копейку с загаданной на нее пургой. Тем не менее, зиме все-таки наступал конец. В один из дней февраля из-за сопок на несколько секунд показывался бордовый краешек долгожданного светила. Это становилось главной новостью. Придя на работу, все спрашивали друг у друга: «Вы видели солнце?» Значит, скоро наступит весна, а затем лето с его солнечными перегибами. Летом все обстояло с точностью до наоборот, но оттого легче не становилось.

Голова Гавриила Гаврильевича продолжала все так же раскалываться. Его запой длился со времени отъезда жены и дочек на материк. Именно так здесь выражаются, когда человек уезжает за пределы Заполярья, будь то центральная Якутия или западная Украина. Гавриил Гаврильевич сбегал бы в магазин, но его судьбу решали целых 10 минут: поправить здоровье почти моментально или ждать всю ночь.

Внезапно Гавриил Гаврильевич вспомнил, что все еще находится в райкоме. В пятницу он отвез родных в аэропорт на служебном УАЗике (легковых машин здесь отродясь не видели: а зачем?), потом приехал сюда. Компанию ему составил сторож Михалыч, только где он теперь? Вроде сегодня воскресенье или понедельник? Штат работников местной администрации небольшой, а летом почти все в отпусках. Поэтому-то все так смешалось в голове Гавриила Гаврильевича, пребывающего в должности 4-го секретаря райкома. Трехэтажное здание райкома, полностью выдержанное в стиле подобных заведений, разбросанных по всему Союзу, представлялся ему чуть более уютным и домашним, чем в иных местах, куда ему прежде приходилось получать назначение волею судьбы и партии. Перед райкомом расстилалась площадь с неизменным памятником Ленину, по которой в ноябре и мае вышагивали и выкрикивали «Ура!!!» колонны трудящихся, а Гавриил Гаврильевич с красным бантом на груди махал им в ответ.

Дома, наверное, есть какая-нибудь заначка. Вот бы добраться туда. Проклятье! Где шофер?

Скрипнула дверь. Гавриил Гаврильевич поднял голову. На пороге стоял человек.

– Гавриил Гаврильевич?

Секретарь райкома был способен только многозначительно хмыкнуть в ответ.

– Подвезти вас домой? – спросил человек, подходя ближе.

– Где Витя? – не очень разборчиво, но довольно грозно осведомился Гавриил Гаврильевич, решительно мотая головой. Виктор Трундин, расторопный племянник мужа его кузины Любы, пятый год трудился личным шофером товарища Сатырова.

– Сегодня выходной, Гавриил Гаврильевич, – ответил человек.

– А вы кто будете? – не менее грозно продолжал секретарь.

– Меня зовут Петр Семенович Аммосов, – переходя на якутский, представился незнакомец. – Я кандидат биологических наук, приехал в командировку в заповедник. Искал вас дома, мне сказали, что вы, скорее всего, здесь.

– А зачем вы меня искали? – более доброжелательным тоном поинтересовался Гавриил Гаврильевич. В голове у него постепенно начало проясняться. К тому же близкая перспектива поправить здоровье добавила оптимизма. – Биолог, значит. Ну пойдем, биолог, – не дожидаясь ответа на свой вопрос, сказал он, вставая.

Петр Семенович, биолог с сакральной для каждого якута фамилией Аммосов, лихо водил зеленый УАЗик, в прошлом году списанный редакцией районной газеты и усилиями того же Гавриила Гаврильевича доставшийся местному заповеднику, которому он был нужен просто позарез. «Не очень-то они его берегут, доверяют первому встречному», – мелькнула мысль в голове рачительного секретаря райкома. Пока ехали, Петр успел в двух словах рассказать о цели своего приезда, удивлялся хрупкости и ранимости здешней природы, сокрушался о здоровье местных жителей, не забывая делать прозрачные намеки на какие-то необратимые процессы в их организмах по неизвестным науке причинам. Вскользь упомянул о военной ракетной базе, расположенной неподалеку. Сатыров молчал.

Дома они разговорились за бутылкой водки. По мере убавления ее содержимого ум Гавриила Гаврильевича становился все более острым и цепким. Свою рабочую форму он восстанавливал на удивление быстро, поражая коллег кипучей, разумной, созидательной энергией буквально на следующий день после диких пьянок. Это правда, что он мог пить неделями. Но работал – месяцами. Старожилы утверждали, что при Сатырове значительно улучшилось снабжение полярников дефицитными товарами, привычные прежде хищения в морском порту стали редкостью, открылись две новые школы и один садик. «Если бы не запои, – вздыхали знающие люди.– Цены бы ему не было». Гавриил Гаврильевич теперь боролся за дополнительные льготы для людей, проживших здесь не менее десяти лет и, как всякий нормальный «материковый» человек, мечтал побыстрее оказаться в Туймаде – пусть и слишком морозной зимой, но неизменно ласковой к нему и щедрой, а сейчас, издали, кажущейся окутанной светлыми лучами. Пути в «святую землю» ему пока были заказаны, отчего его душа томилась неимоверно.