Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции - [113]

А мутант (простите, советская интеллигенция), как пионеры, на призыв: «К борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!», почтительно снимал шляпу, протирал запотевшие от волнения очки и бодро отвечал: «На всё готовы!»

Глава 21 Низкопоклонцы

Во время Великой Отечественной войны гнет взбесившегося ленинизма несколько ослаб: народ воевал с фашизмом, партия его воодушевляла на боевые и трудовые подвиги. Одним словом, каждый был занят своим делом. Но после ее окончания советский воин-победитель, прежде чем вернуться на родину, «осво-бодил», т.е. прирезал к своему социалистическому огороду, целый ряд восточноевропейских государств: Чехословакию, Польшу, Венгрию, Румынию, Болгарию, Албанию, Югославию; воевал он также в Австрии, Греции и, само собой, Германии. Одним словом, повидал много. Это не могло оставить равнодушными Сталина и его окружение. Надо было срочно ставить советского человека на его привычное место. Перерыв в «Большом терроре» по вине Гитлера слишком затянулся.

Но какую же карту разыграть на этот раз? Вновь выявлять бесчисленных «вредителей, диверсантов и террористов» как-то несподручно, особенно после войны, когда «органы» имели возможность познакомиться с подлинными, а ненадуманными «врагами». Пора было менять идеологическую пластинку.

На самом деле власть не на шутку испугалась, что советские солдаты, прошагавшие пол-Европы и понасмотревшиеся там иной жизни, начнут сравнивать и сопоставлять. А подобное было чревато, ибо выходило явно не в пользу победившей державы.

Идея осенила внезапно и была простой, как и все гениальное.

Надо выбивать «клин клином», т.е. сделать так, чтобы неизбежное у советских воинов «сравнение с Европой» выходило явно не в ее пользу. Идеологические изуверы из ЦК изобрели безотказную (как им казалось) технологию быстрой реанимации советского патриотизма: сознательное игнорирование и направленное очернение всего «оттуда».

Мы отмечали в начале книги, что фанаберия в крови у русского человека. У народа-мессии иначе, кстати, и быть не может. Поэтому убедить в том, что все русское (вслух, все советское) – лучшее в мире, было несложно. Подобное априорное превосходство надо всем миром подогревалось и победой в войне, и строительством (вопреки всем остальным странам) первого в истории социалистического государства.

Единственными, кто могли ухмыльнуться скептически от подобной логики, были интеллигенты. Околпачивать людей образованных, знающих куда сложнее. Значит, очередная партийная кампания по активизации террора опять будет ориентирована, в первую очередь, на интеллигенцию. Это стало ясно практически сразу. Да больше, кстати, и не на кого.

Полное, абсолютное превосходство всего советского оказалось материей двусторонней: патриотический костюм можно было при нужде и перелицевать, что, кстати, часто практиковалось обнищавшими людьми в реальной жизни.

Одна сторона материи – это абсолютное превосходство во всем советского строя. Превосходство априорное, аксиоматическое. Доказывать ничего не требовалось, надо было знать это и презирать все иностранное. Кто сомневался, на того мгновенно надевался шутовской колпак «низкопоклонца перед Западом».

Оборотная сторона той же материи имела некоторое содержательное обоснование. Успешно продвигался невиданный по размаху атомный проект, и власти решили рассуждать по аналогии: раз в таком сложнейшем деле мы смогли в основном справиться своими силами, без явного обращения к иностранным авторитетам, то уж в какой-то там генетике и вовсе обойдемся без «вейсманис-тов-морганистов» и поднимем урожайность колхозных полей «без ген и хромосом».

И, разумеется, изничтожим подброшенные «оттуда» буржуазные лженауки – кибернетику, социологию и прочие.

Вероятно, надо все же пояснить смысл новых слов, которые мы будем вынуждены использовать в этой главе. Их всего два и ничего особенно заумного в них нет: космополитизм (в ругательном варианте его адепты – безродные космополиты) и низкопоклонство перед Западом.

Космополитизм (от греческого слова kosmopolites, что означает гражданин мира) оказался зловещим ярлыком после того, как это понятие вставили в идеологическую рамку. Оно стало означать сознательное игнорирование всего национального, полное пренебрежение им. Конечно, если это понятие довести до абсурда, то осуждать было что. Но это именно в случае крайностей.

«Россия – родина слонов», это одна крайность, она может вызвать лишь ироничную ухмылку. А «Россия – родина электричества, радио, паровых двигателей, лампочек накаливания и всего чего хотите» ироничную ухмылку уже не вызывало.

Зато удивление имело место: неужели все это – мы! Как же так: будучи во всем и везде первыми, мы, тем не менее, живем не как презираемый нами Запад, а в нищете и страхе. Почему? Что мы за люди такие?

Подобное недоумение, само собой, возникать никакого права не имело. На это и нацелили идеологическое острие задуманной кампании. Кто сомневался, тот становился «космополитом», ибо отрицал национальное. Кто был уверен в априорной правоте подобных утверждений, тот истинный патриот, а не низкопоклонец. Как видите, все просто, как голенище кирзового сапога.