Нетерпеливый алхимик - [59]

— Если я правильно вас понял, в тот день вы увидели в сеньоре Солере незаменимого помощника и решили использовать его на всю катушку.

— Вы употребляете вульгарную терминологию, — упрекнул меня Салдивар.

— Так проще, — извинился я. — Какие поручения он для вас выполнял?

— Из беседы с сеньором Эхеа вы наверняка получили общее представление о круге его служебных обязанностей. Кроме работы, которую он делал для Родриго, Тринидад помогал мне добиться концессий на водоснабжение и участвовал в подготовке еще нескольких проектов. Я возвел его в ранг своего поверенного на одних предприятиях и поставил управляющим на других. Но упоминание таких мелочей равносильно неуважению к памяти Тринидада, по меньшей мере для меня. Так что не стоит до них опускаться. Последние полтора года он выступал в роли моего личного советника, и я обсуждал с ним проблемы, так сказать, непреходящего значения. Он не только помогал мне наладить техническую сторону бизнеса — для этого у меня достаточно специалистов, но служил олицетворением высоких моральных принципов — редкое, смею вас уверить, качество в наше беспринципное время.

Я подумал, что ослышался. Салдивар тотчас почуял мое недоумение.

— Напрасно удивляетесь. Не хлебом единым жив человек, особенно деловой, — я в этом убежден. Кроме наживы, мы движимы благородными целями и должны развивать в себе обостренную чувствительность к зыбкой грани между добром и злом. В противном случае существует опасность скатиться в болото стяжательства, которое в перспективе, независимо от сиюминутных успехов, может привести к краху. Тринидад предостерегал меня от ложных шагов.

Я взял тайм-аут, пытаясь привести в порядок мысли. Похоже, Салдивару удалось создать искусную дымовую завесу и, самое поразительное, — не без моего невольного участия.

— Не подумайте, будто я намеренно принижаю важность ваших слов, — обтекаемо сказал я, чтобы не выглядеть полным невежей. — Вместе с тем следование простым и ясным истинам привело меня к неутешительному заключению: профессиональная деятельность сеньора Солера позволила ему в кратчайшие сроки ощутимо увеличить свое состояние и в основном за счет спекулятивных операций, а также, судя по документам, за счет сокрытия от казны значительной доли прибыли. Простите за прямоту, но его моральные принципы тут сбоку припека, так же как и ваши разглагольствования о благородных целях.

Салдивара выслушал мою тираду с бесстрастным лицом. Мне даже показалось, что он мысленно поздравил меня с еще одним резким выпадом в свой адрес.

— Я задам вам немного странный вопрос, сержант. С вашего разрешения, мы на секунду поменяемся ролями, — сказал он, явно не нуждаясь ни в чьем разрешении. — Вы читали «Войну и мир»?

— Как вы сказали?

— «Войну и мир» Льва Толстого, моего тезки.

— Нет, — ответил я, не понимая, к чему он приплел сюда Льва Толстого. — Вернее сказать, начал, но бросил на четвертой битве или на четвертом балу — сейчас уже не помню.

— Прискорбно, — бросил Салдивар. — Я всегда и всем задаю одинаковый вопрос, ибо имею грешок делить людей на читавших и на не читавших Льва Толстого. Между теми, у кого хватает терпения одолеть тысячу пятьсот страниц непрерывного потока мудрости, и теми, кто сдается на полпути, существует незримая разделительная линия. Честно говоря, я надеялся видеть вас по другую ее сторону.

— Сожалею, если не оправдал ваших ожиданий. Я дочитываю до конца лишь те книги, которые держат меня в напряжении до последней точки. Однако мои предпочтения отнюдь не означают, что «Война и мир» плохая книга.

— Подобное утверждение выглядело бы неслыханной дерзостью, — выспренно заметил он. — Однако суть не в этом. Я хочу процитировать вам фразу, находящуюся приблизительно на двадцатой странице, — вы, безусловно, успели до нее добраться, хотя вряд ли помните текст дословно. Ее произносит князь Андрей: «Нельзя, mon cher,[64] везде все говорить, что только думаешь».

— Не понимаю, при чем тут князь Андрей.

— Его замечание звучит предостережением против поверхностного понимания морали. На недвусмысленное обвинение в якобы присущем мне ханжестве я, предварительно заручившись вашими же словами «Простите за прямоту», отвечу с той же откровенностью: я никогда не питал иллюзий по поводу духовной утонченности жандармов, — проще говоря, по моему глубокому убеждению, человек вашего склада и воспитания не в состоянии осмыслить роль морали в бизнесе. Гораздо легче прослыть донкихотом, отдавая последнюю рубашку бедняку, чем в поте лица зарабатывать деньги и вместе с тем соблюдать этические нормы. Тут не существует готового кодекса поведения — каждый выбирает свой путь.

Я силился воссоздать в памяти то представление о Салдиваре, которое у меня сложилось из обрывочных сведений незадолго до нашего знакомства. Его образ почти соответствовал сидевшему передо мной человеку: заурядный фат, потерявший голову от известности и богатства и одержимый бредовыми идеями. Это был волк в овечьей шкуре, весьма довольный своим положением, что, в общем-то, лежало на поверхности. Однако ни среди зверей, ни среди человеческих особей мне еще не встречалось существо с таким злобным оскалом и острым как бритва языком. Впору ахнуть от восхищения, если бы он не ускользал от меня словно ртутный шарик каждый раз, когда я пытался схватить его за руку. Разговор принимал нежелательный для меня оборот, и требовалось срочно что-то предпринять.