Нет счастья в жизни - [12]
До плеч продавил.
И запрыгал по лестнице вниз, резко вдруг повеселевший.
Интервью
Молодая журналист (М. Ж.):
– Мне говорили, что вы неохотно соглашаетесь на интервью.
Вопрошаемый автор (В. А.):
– Почему же, очень даже охотно. Нелишняя возможность увидеть себя со стороны.
М. Ж. Вам это интересно?
В. А. Мне это небесполезно. 10–15 минут или страниц публичного позора, и ты имеешь возможность в очередной раз откорректировать свой… как бы это точнее?
М. Ж. Ум?
В. А. Увы, в мои срока ум уже не корректируется. Слишком жесткая система. Как протез.
М. Ж. Тогда характер?
В. А. Скорее, стиль. Стиль дачи интервью… Помню таблички на станции переливания крови «дача крови», «забор крови». Чудовищный язык. Если я даю интервью, как сей процесс называется? Или беру. Бранье? Взятие?
М. Ж. Интервьюирование.
В. А. Ах да, действительно. Вот это самое и совершенствуем. Хочется, знаете ли, быть не только непошлым и ненавязчивым, хочется, я бы сказал, некоторой взаимности. Любопытства хотя бы…
М. Ж. Взаимность я вам гарантирую. Публика любит людей вашего плана.
В. А. Интересно, какой же это у меня план?
М. Ж. Ну, вы общительный, подвижный. И потом, вы – человек судьбы.
В. А. Так, что-то новенькое. И что же это, по-вашему, значит – человек судьбы?
М. Ж. Я не понимаю, кто у кого берет интервью.
В. А. И в самом деле… Ладно, я полностью к вашим услугам. Спрашивайте.
М. Ж. Вы давно пишете стихи?
В. А. Каждый раз забываю, как я отвечал на этот вопрос в прошлый раз.
М. Ж. Возможны варианты?
В. А. В том-то и штука. Начиная фразой, сулящей тонкое наслаждение начинающему эстету: «Я пишу давно», и кончая неопределенно-уклончивым: «Смотря что называть стихами».
М. Ж. А что вы называете стихами?
В. А. А всё, что пишется в столбик или еще как-нибудь замысловато и составляет книги, на которых как раз и значится – «стихи». Это с определением поэзии возникают трудности. У всех. За исключением разве что Пастернака, у которого «Это – круто налившийся свист, Это – двух соловьев поединок» – и пошла-поехала…
М. Ж. Вы так и не ответили…
В. А. Давно ли я пишу стихи?
М. Ж. Да.
В. А. Правильно было бы начать искомый отсчет с того времени, когда я вдруг – именно что вдруг – ощутил некоторую ответственность за свои сочинения.
М. Ж. Ответственность? Перед кем?
В. А. Перед собой, перед людьми, наконец, перед Богом, о котором имею самое невинное и приблизительное представление… Просто раньше любое лыко было в строку, все ляпалось на живую нитку, не было ощущения обязательности сделанного. Обязательным было неистребимое – сродни похоти – желание что-нибудь запечатлеть на листе бумаги, по возможности в рифму и поразухабистее.
М. Ж. И все-таки – простите, ради бога, мою настырность и непонятливость – я никак не могу уловить, что это за ответственность такая. А главное, перед кем.
В. А. Попробую объяснить. Авось, да и сам наконец пойму. Видите ли, когда долго упражняешься в одном и том же, возникает – скажем так – сумма навыков, приемов и, как следствие, появляется ощущение уровня, ниже которого невозможно. Критерий некий устанавливается. Им и руководишься. Вот тут и появляется – ну хорошо, не ответственность – действительно кто нам указ? – а страх безнаказанности за содеянное.
М. Ж. Но ведь это же замечательное свойство, а вы о нем говорите так, словно бы тяготитесь собственным – скажем – профессионализмом.
В. А. Да ведь так оно и есть – тягочусь. Тоже вот жуткое словцо. Знаете, как неделю, да что неделю – месяц ищешь слово: всё про него знаешь – и куда вставить, и сколько в нем сложков, и где ударить, каков его тембр, а слова нет. И такой тускломордой бездарью себя ощущаешь, что и жить совестно…
М. Ж. Вы так и не рассказали, когда начали писать.
В. А. Я в девятом классе влюбился в некую Алину, тоже девятиклассницу, между прочим, дочь полковника. Мы с ней встречались вчетвером, вшестером, кто-то с ее стороны, кто-то с моей, и гуляли по нашему безлюдному, призрачному городку, стараясь не смотреть друг на друга. А потом я простыл, валялся дома и так пылал, до того жалел себя, что вдруг вся эта муть и дребедень отроческая зарифмовалась и озаглавилась весьма неординарно: «Стихи о первой любви». И всё, сподобился, полезло из меня во все стороны по любому поводу.
М. Ж. А в кружок какой-нибудь ходили поэтический?
В. А. Знаете, что я вам скажу: я давно уже занимаюсь как бы подбиванием бабок, жизнь-то на излете, и вот что мне кажется, и я даже в этом уверился: всё, что со мной происходило, всё, чем обернулись мои умышления, поиски себя, цели, стиля, чего там еще? – счастья, все это – прекрасно! Пре-вос-ход-но! И знаете почему? Потому что могло быть хуже, много хуже – я это твердо знаю. И в кружок поэтический я не ходил. Не было кружка. И Мандельштама не было. И Пастернака. Блока впервые прочел в 17 лет. Достоевского «Преступление…» – в 23…
М. Ж. Может, я чего-то не понимаю, но что вам мешало прочесть их раньше? Их не издавали?
В. А. Их запрещали! Мы, старики, просто-напросто уже кокетничаем своею дикостью, невежеством своим. Есенин был под запретом. Невинный, аки агнец. За Цветаеву и Гумилева сажали… Так вот, про подведение итогов. Нас научили быть счастливыми от противного – и это великая наука.
Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.