Нет прохода - [16]

— Мисс Маргарита, — сказал Обенрейцер молодой особе, — припоминаете ли вы этого джентльмена?

— Я думаю, — отвечала она, поднявшись со своего стула, удивленная и чуть-чуть смущенная, — что это м-р Вендэль?

— Я думаю, что это он, — сказал сухо Обенреицер. — Позвольте представить, м-р Вендэль: мадам Дор.

Пожилая особа у печки с перчаткой, натянутой на левую руку, что делало ее похожей на вывеску — знак перчаточника, слегка приподнялась, слегка взглянула через свое широкое плечо и грузно шлепнулась в кресло, продолжая снова тереть.

— Мадам Дор, — сказал Обенрейцер с улыбкой, — так любезна, что охраняет меня от пятен и прорех. Мадам Дор потакает моей слабости быть всегда опрятным и посвящает свое время на удаление пятен и жира.

Мадам Дор с простертой в воздухе перчаткой внимательно разглядывала ладонь, но, открыв в этот момент липкое пятно на платье м-ра Обенрейцера, стала с усердием тереть его. Джордж Вендэль сел около пялец, пожав сперва прекрасную правую руку, которую его приход оторвал от работы, и взглянув на золотой крест, видневшийся из-за корсажа, с некоторой долей благоговения пилигрима, который достиг, наконец, раки святого. Обенрейцер стоял посреди комнаты, заложив большие пальцы рук в жилетные кармашки, и его глаза снова стали заволакиваться пеленой.

— Он говорил внизу, мисс Обенрейцер, — заметил Вендэль, — что мир такое небольшое место, где один человек не может ускользнуть от другого. Я находил его для себя слишком уж обширным с тех пор, как видел вас в последний раз.

— Значит, вы так далеко уезжали? — спросила она.

— Не так далеко, потому что я только ежегодно ездил в Швейцарию; но я мог желать — и, конечно, я очень часто желал, — чтобы маленький мир не представлял таких случаев к долгим разлукам, как это бывает. Если бы мир был поменьше, я мог бы найти своих товарищей по путешествию скорее, не правда ли?

Хорошенькая Маргарита покраснела и очень быстро взглянула по направлению к мадам Дор.

— В конце концов вы нас нашли, м-р Вендэль. Может быть, вы нас снова потеряете.

— Я уверен, что нет. Любопытное совпадение, которое помогло мне найти вас, позволяет мне надеяться, что этого не будет.

— Какое это совпадение, сэр, пожалуйста?

Милая небольшая национальная особенность в этом обороте речи и в произношении сделала эти слова обворожительными, — подумал Джордж Вендэль, и в то же время он снова заметил мгновенный взгляд, брошенный на мадам Дор. Казалось, им посылалось предостережение, хотя этот взгляд был быстр, как молния; поэтому Вендэль стал с этого момента незаметно наблюдать за мадам Дор.

— Случилось так, что я сделался компаньоном в одном торговом доме в Лондоне, которому м-р Обенрейцер был как раз сегодня особенно рекомендован и тоже одним торговым домом в Швейцарии, с которым (так сложились обстоятельства) мы оба связаны деловыми интересами. Он не рассказывал вам об этом?

— Ах, нет! — воскликнул м-р Обенрейцер, вступая в разговор уже без пелены на глазах. — Я не рассказывал об этом мисс Маргарите. Мир так мал и так монотонен, что сюрприз бывает очень ценен в нем, таком маленьком и пошлом. Все обстояло так, как он вам рассказывает, мисс Маргарита. Он, отпрыск такой хорошей фамилии и так благородно воспитанный, снизошел до торговли. До торговли! Подобно, нам, бедным крестьянам, поднявшимся из нищеты!

По ее прекрасному челу проползло облачко, и она опустила свои глаза вниз.

— Но, ведь это хорошо для торговли! — продолжал с энтузиазмом Обенрейцер. — Это облагораживает торговлю. Все счастье торговли, ее низменность, заключается в том, что всякий человек низкого происхождения — например, мы, бедные крестьяне, — может приняться за торговлю и подыматься при помощи ее. Вот посмотрите, мой дорогой Вендэль, — он заговорил с большой выразительностью, — отец мисс Маргариты, мой старший единоутробный брат, который был бы больше, чем вдвое старше вас или меня, будь он жив, ушел без сапог, почти без лохмотьев из этого нашего злополучного горного прохода… скитался, скитался, достиг того, что его стали кормить вместе с мулами и собаками в каком-то трактире в большой долине, очень далеко от нас, — сделался там мальчиком, потом стал конюхом, стал половым, стал поваром, стал хозяином. Сделавшись хозяином, он взял меня к себе (не мог же он взять своего идиота-попрошайку брата или свою сестру — чудовище за прялкой?) и поместил в ученики к известному часовщику, своему соседу и приятелю. Его жена умирает, когда родилась мисс Маргарита. Какова же была его воля и каковы были его последние слова, с которыми он обратился ко мне, умирая? А она была в том возрасте, когда делаются женщиной, оставаясь еще девочкой. Он сказал: «Все оставляю Маргарите, кроме такой-то суммы в год для тебя. Ты молод, но я назначаю тебя ее опекуном, так как ты по происхождению из самого темного и бедного крестьянства, и я сам происхожу из него, и из него же происходила и ее мать; все мы были простыми крестьянами, и ты помни это». Все это совершенно верно и по отношению к большей части моих земляков, торгующих теперь в этом вашем Лондоне, в квартале Сого. Все это бывшие крестьяне; швейцарские крестьяне, низкого происхождения, трудившиеся над тяжелой и грязной работой. Поэтому как хорошо и ценно для торговли, — здесь его пыл иссяк, и он заговорил шутливо ликующим тоном, коснувшись снова молодого виноторговца и слегка пожимая его локти, — что ее возвышают джентльмэны.