Нет ничего невозможного - [62]
На горизонте вновь появилось солнце, и я ждал, когда станет теплее. Самые высокие пики опять окружило море облаков. Спускаясь, я увидел ручей и воспользовался им, чтобы смыть с лица пот, накопившийся за несколько дней. Свежесть воды меня оживила. Я выпил столько воды, что ощутил, как растянулся желудок. Чуть отойдя от речки, я улегся в мягкое ложе травы и, засыпая, почувствовал, как греет солнце.
Наполовину восстановившись и поднимаясь по следующему гребню, я по пальцам пересчитал оставшиеся вершины. Одна рука, пять пальцев — и все, я завершу пробег вокруг фьорда по ребру горных массивов! Если бы примерно тридцать часов назад, когда я погрузился в яму усталости, мне сказали, что я доберусь до этого места, я бы не поверил. Но теперь! Пять вершин — вроде бы мало, однако после ста шестидесяти километров пути и более чем двадцати тысяч метров перепада высоты за пятьдесят часов нельзя было без уважения отнестись к более чем четырем тысячам метров, что лежали впереди. Подзарядив батарейки тридцатиминутным сном и понимая, что впереди меня ждет пряник теперь уже окончательного отдыха, я бросился бежать по каменным плитам с максимальной скоростью.
То ли из-за возбуждения в предвкушении финала пути, то ли из-за усталости — но я забыл повторить мантру об осторожности, сопровождавшую меня все эти часы. Пытаясь бежать по центру дороги и не обращая особого внимания на то, куда ставлю ногу при каждом шаге, я свалился в небольшую трещину, пересекая последний заснеженный участок. Снег был очень мягким; когда я шел, я погружался в него выше колен; испытывая судьбу, я вслепую доверился надежности этих снежных мостиков, и в конце концов один из них рухнул у меня под ногами. Дыра была не слишком глубокой — максимум пара метров, — но я ударился тазом о серый влажный камень. «Блин, вот дерьмо!» По позвоночнику поднималась острая боль. Я сел, чтобы пару секунд глубоко подышать и успокоить боль. Я убедился, что ничего страшного не произошло, — все части тела функционировали, а шишка, которая должна была вот-вот вскочить на костях таза, не считается. Я поднялся на поверхность и стал искать дорогу среди камней, как надо было сделать с самого начала. «Ерунда, обойдется жестянкой-покраской», — подумал я. И побежал трусцой.
О боли я забыл моментально, а ожидание финала было как эликсир, придавший мне энергии. Три вершины, две вершины… Наконец я начал подниматься по узкому гребню, который вел к последнему пику фьорда. Не знаю, в какой угол я затолкал усталость и сонливость. Среди облаков, вдали, посреди горного ребра, как будто из сна появилась Эмели, которая ждала меня с поцелуем и с бутербродом в руке. Она добежала со мной до последней вершины, а потом мы вместе спустились в поселок.
Несколько минут я сидел на открытом багажнике машины, не начиная пить или есть, не снимая одежду, которая за это время стала моей второй кожей. Мой взгляд был потерян в какой-то точке на асфальтированной дороге. Мозг — пустой. Наверное, именно в этой пустоте и живут силы, заставляющие идти на поиски приключений. Когда проект завершается, в течение короткого времени не существует ни прошлого, ни будущего[60].
Конечно, затеять этот проект всего через три месяца после того, как на гонке Пьерра-Мента я сломал малоберцовую кость, было глупостью. Уверен, что ни один врач не рекомендовал бы это в качестве реабилитации, а моему врачу я просто ничего не сказал, так что он не знал — до сих пор. Но именно это делает меня живым: искать дорогу, понимая, что высок риск падения. Помимо того, что я проверил, как идет процесс восстановления, мне было очень интересно объединить две любимые дисциплины, то есть бег на длинные дистанции — а для меня пробежать сто семьдесят или двести километров не очень-то сложная задача — и скалолазание, в плане которого я не был так уверен, учитывая, что предстояло подняться на множество стен. В глубине души я понимаю, что ради настоящего удовольствия мне нужно идти к самому краю зоны комфорта, а значит, оставаться там, где я умею что-то делать, но нагружать себя до максимальных пределов.
Эверест весной
Через несколько недель после прощания с зимой в Норвегии я снова оказался на покрытом пылью и камнями склоне, где был прошлым летом. Теперь все изменилось.
Морена, на которой мы обнимались восемь месяцев назад, покрыта палатками всех размеров, цветов и форм, какие только может вообразить изощренный ум. Гребень, по которому мы спускались, избегая лавин, — теперь безмятежная и внушающая уверенность поверхность, покрытая плотным снегом, с веревочными перилами от начала снега до самой вершины горы. Между Ронгбуком и последним лагерем на высоте восемь тысяч триста метров находится примерно триста человек — половина из них мечтает покорить вершину, а еще половина работает над тем, чтобы эта мечта сбылась. Из всеми покинутого места, каким лагерь был в прошлом году, он превратился в небольшой мультикультурный город, где каждый поглощен работой, предшествующей восхождению.
Наш с Себом пропуск — общий с другой экспедицией, которая находится здесь, в горах, уже несколько недель. Я прибыл с соседней вершины, Чо-Ойю, где провел неделю с Эмели. Себ только что прилетел из Франции, и, хотя он прожил последние недели на высоте (сначала в Тибете, потом в Альпах), эту ночь он провел в мучениях. У него сухой кашель, боль в груди, откашливается немного крови. Это признаки отека легких. Нам придется не спешить и подождать несколько дней, прежде чем подниматься в продвинутый базовый лагерь.
