— Да, очень похожа. У тебя трое детей за три года, а у Аланы три мужа.
— А папа, Джино?
— Ваш старик был хорошим парнем. Сколько мог, он удерживал грязный конец палки. А потом он схватился за порох. Помнишь, что он сказал тебе в тот раз, когда ты спросила, какой самый счастливый день в его жизни?
— И куда это привело его, Джино? — спросила она. — Маленький белый крест на каком-нибудь острове на юге Тихого океана, номер вместо имени. У него даже не было достойного христианского погребения.
— Немного от него осталось для погребения. Да если бы оно и состоялось, кто бы пришел на его похороны? Твоя мать? Чтобы сплясать на его могиле.
— Я ушла, Джино, — сказала Лесли. — Я и Алана. И ты. Ты ушел, Джино.
Он пожал плечами и засунул руку под ее пижаму, стиснув пышную белую грудь.
— Лучше я буду здесь с тобой в постели, милая.
Она отвела его руку.
— Нет, Джино. Я имею в виду не сейчас. Я хочу поговорить.
Его пальцы дотронулись до ее соска и по телу Лесли пробежала сладостная дрожь.
— Не могу, когда ты так делаешь, — задыхаясь, сказала она.
— Ну, так о чем ты хотела поговорить? — спросил он, чувствуя, как она дрожит.
— Что с ними будет, Джино? С Аланой и мамой?
— Ничего, — резко ответил он, — совсем ничего. С ними ничего не случается. В этом мире Анжелики и Аланы живут и живут, милая.
В них никогда не ударит молния. Нет, они живут, думают только о себе, причиняют боль другим, берут и никогда не дают. И эти — они такие же. Лесли, ты хочешь, чтобы тебе причинили боль, ты хочешь попробовать им помочь? Так им не нужна твоя помощь, милая. Они просто хотят тебя съесть.
— Анжелика — моя мать, Джино. А Алана — сестра.
— Та еще мать, Анжелика, — сказал он.
— Ты знаешь, что с ними будет, Джино?
— У обеих дырки в голове.
— Нет, правда, Джино, ты знаешь?
— Их не вылечит ничто, кроме хорошего удара молнии.
— Нет, Джино, я серьезно. Они не могут любить. Не могут, верно, Джино?
Он сжал ее грудь и упругий сосок тут же затвердел.
— Ты можешь любить, сказал он. — Ты можешь давать. Так дай.
— Я могу, верно, Джино? Мы с тобой счастливы, ты и я.
— Да, но если Анжелика позвонит в следующий раз, или Алана? — спросил Джино.
— Мне все равно, все равно.
Единственное, что она чувствовала сейчас, были его губы на ее обнаженном плече.
— Мне все равно, — сказала она.
— Да, — ответил Джино, — а через день? Через неделю, через месяц, через год?
— Мне все равно, — повторила Лесли. — Обещаю тебе, дорогой. Мне безразлично.
— Тогда хорошо, — ответил Джино с улыбкой. — Тогда сегодня тебе безразлично. И если ты счастлива, завтра тебе будет безразлично. Почему мы не можем хоть раз заняться этим вовремя?
— Джино, Джино, я люблю тебя.
— Да. Да, я знаю, — сказал он.
