Несущий свет - [120]

Погруженный в горестные мысли Анхель не заметил, как музыка за спиной умолкла. Ученики стояли за его спиной и молчали. Слова были лишними. Марла осторожно положила руку на плечо. Анхель очнулся. Но оглядываться не стал, а просто положил свою ладонь поверх ладони девушки и по-доброму сжал её. Немного улыбнулся.

— Мы про конфеты забыли. Он просил, а мы… мы… забыли. — К горлу подступал ком, глаза начало неприятно щипать. Не хотелось лить слёзы второй раз в жизни, да ещё на глазах учеников. Но, видимо, удержать это в себе не получится.

Анхель крепко сжал глаза, стараясь удержать внутри глаз предательскую влагу, а когда открыл их, по щекам таки потекли тонкие струйки. Глубоко вздохнул, дыхание сорвалось. Он закрыл глаза свободной ладонью. Подняв голову и попытавшись выровнять дыхание, Анхель замер. Вокруг царила тишина.

— Извините. — Выдавил из себя Анхель и вышел на балкон. Там его охватила морозная свежесть. С залива дул ветер, несущий мелкий колючий снежок. Сквозь быстро бегущие облака местами проглядывали звёзды. Грудь наполнилась свежим воздухом. Смахнув остановившиеся слёзы, Анхель сгрёб с перил горсть снега и приложил её к лицу. Растерев на манер освежающей маски, он ещё раз глубоко вздохнул. Стало легче.

Когда Анхель спустя двадцать минут вернулся в зал, молодёжь пела что-то грустное и душевное. Анхель присел рядом с Марлой. Та поглядела на него и понимающе кивнула, слегка улыбнувшись — он ответил ей. Остальные же сделали вид, что ничего не видели.

Анхель прислушался к песне, которая, по всей видимости, уже заканчивалась:

   Новый день загорится под солнцем.

   Новый день загорится без нас,

   Но мы придем, мы однажды вернёмся!

   По дорогам своим мы вернёмся домой

   В обозначенный час!..

   Мы железно не станем другими,

   В наших венах течёт РОК-Н-РОЛЛ!

   Мы уйдём навсегда молодыми,

   Уронив серый пепел на пол.

   Наша жизнь — сумасшедшее шоу,

   Наша гибель — последний салют.

   Мы уйдём, не заметив ухода,

   И за нами другие придут…

Где-то когда-то Анхель уже слышал эту песню. Когда-то давно, ещё в девяностые годы прошлого века. На рубеже веков она звучала несколько иначе. Сейчас она приобрела совсем иной смысл. И наверняка Шекс, запевший эту песню и перебиравший аккорды, вкладывал в слова именно нынешний смысл.

Ночь давно сдавала своё, и, скорее, было утро. Глаза начинали слипаться. Стол опустел, за вычетом тарелок и мисок с огрызками, костями и фантиками. Песни кончились. На сегодня кончились.

* * *

Ближе к полудню Анхель вышел на кухню. К своему удивлению он там наткнулся на Шекспира, который сидел за столом, всю площадь которого покрывали разные бумаги, тетради и блокноты. Сам Шекс сидел с карандашом за ухом, маркером жёлтого цвета в руке, а ещё один карандаш красного цвета он держал в зубах. На появление Анхеля он не отреагировал, ибо уши были заняты музыкой. По идее наушники придумали, чтобы музыка была слышна только тому, кто её через эти наушники слушает, но это явно не данные. То, что играло у Шекса, было отлично слышно и Анхелю. Хорошо, что плотная дверь и толстые стены не пропускали эти звуки, иначе чутко спящая Зверь давно бы провела разъяснительную беседу.

Когда же Анхель сел на свободный стул, то Шекс, чуть вздрогнув, уставился на него. Когда мгновенный испуг пропал с его лица, он вынул наушники и выключил музыку тычком пальца в экран плеера.

— Я понимаю, что ты жуткий и страшный ангел, но зачем меня-то так пугать? — Хохотнул Шекс.

— А ты не расслабляйся. Что это такое у тебя? — Анхель обвёл указательным пальцем бумаги.

— Это… Возможно ничего. Но я склоняюсь, что это расписание нашего недалёкого прошлого и скорого будущего. — Анхель сузил глаза, стараясь уловить нить его слов. Шекспир понял его взгляд. — Короче говоря: есть апокриф, один из самых популярных — Иоанна Богослова. Там говорится, что после срыва определённых печатей в мир наш снизойдут Ангелы Апокалипсиса. Если быть точным, то Война, Голод, Чума и Смерть.

— Ну. — Продолжал не понимать Анхель. — Всё это мы перебрали ещё год назад.

— Да, но тогда на нас ещё не напали Дети Войны, которые, как ни криво это будет звучать, принесли войну. А следом пришёл Аградон с легионом голодных бёвульсов. Мне одному кажется, что апокрифичные ангелы и наши напасти перекликаются? Война и Дети Войны. Голод и Бёвульсы, которые вечно голодные. — Шекспир развёл руками, выпучив глаза. — Понимаешь теперь?

— Хм… даже не знаю. Определённо, есть в этом что-то. И если поверить в эту твою догадку, то ждать нам… Чуму? — Шекспир закивал.

— Получается, что так. Хотя я, конечно, руку на отсечение давать не буду, но, чёрт возьми, уж больно похоже это на правду.

— Чума. А после Смерть — час от часу нелегче. Но Аградон же говорил, что после него только один останется, который по Закону этому мне вызов должен бросить.

— Да, тут вот не сходится. Тебе Аградон не говорил, может на тебя у них там ещё кто зуб точит?

— Он сказал, что у меня там ещё много врагов… — Сквозь зубы прошептал Анхель.

— Ну вот, может это и есть… Смерть. — Немного со скорбным лицом завершил предложение Шекс.

— Может быть. — Согласился его учитель.