Нестрашная сказка. Книга 3. - [6]

Простые ворота это вам не крепостные, в которые стучи не стучи бревном, только огребешь горшок кипящего масла на голову. Деревянные плахи не долго терпели, быстро начали отскакивать по одной.

Деревенский люд переминался по сю сторону в ожидании атаки.

Да только Нетмырь не стал дожидаться — первым поперед Пенкария влетел в сарай и схватил косу. А хозяин тут и рассудил, как лучше: заорал, чтобы тот отдал косу ему, а сам вынес из дома меч. Немтырь аж осклабился. А в руки взял, как вросло — точно наемник.

Они из дому выскочили, а тут и ворота встали нараспашку. Находники, как ворвались, так толпой и поперли на горстку поселян, вооруженных кто чем. И у самих оружие не очень, однако, короткие мечи у двоих имелись.

Всего их оказалось человек восемь. Оборванные, худые, но еще проворные. Значит, не совсем оголодали, это когда уже не ходишь, а ползаешь, не замахиваешься, а вяло ручкой делаешь, вроде напугать. Может в других деревнях, такое и проходило, да только не у них.

То, что случилось дальше, ввело хозяина и остальных поселян даже в некоторую оторопь. Немтырь, найда лесная, вдруг выбежал вперед, и давай мечем махать. Да так ловко у него получалось, что в миг все до одного находника оказались кто мертвый, а кто уже почти. А там он и за ворота высигнул. Народ, конечно, за ним. В поле всего-то и нашлись двое чужих. Один метнулся в лес. Другой ничком пал на землю. Прыткого Немтырь нагнал и зарубил.

Что деревня обрадовалась — ничего не сказать. Это же надо: малой силой, от такой беды отбиться! Трупы оттащили к тыну. Живых положили отдельно, но понятно, никто за имя ходить не станет. А ты не воруй! Такое дело: если кто сам выживет, до веку будет в деревне на самых тяжелых работах.

Который в поле ничком пал, оказался не мертв и даже не ранен. Пенкарий, заподозрив каверзу, подошел к нему с ножом, намереваясь докончить, что Немтырь не доделал. Да только тот воспрепятствовал. Это еще чего? Однако лесной урод оттянул воротник небогатой рубахи пленника и показал селянину ошейник. Стало быть — раб. Тащили его за собой. Вона и веревка! Точно раб. И руки оказались связаны. Не случись помехи, зарезал бы Пенкарий человека, и рука не дрогнула.

Дальше больше: Немтырь взвалил его себе на плечи и перенес в сарай, где сам квартировал. Иш, — повело хозяина, — раскомандовался! Но как рот открыл, окоротить зарвавшегося работника, так и захлопнул. Тот стоял над беспамятным рабом с мечом в руках. Вот и повозмущайся тут. Пенкарий заругался, но вспомнил, что его дочку Немтырь на себе от верной смерти унес, и только рукой махнул. А потом рассудил: ладно, что вгорячах дров не наломал. Немтырь-то вон чего… а в дому еще один работник прибавился.

Звезд в небе оказалось намного больше, нежели Гуго когда-либо видел. Вот так вот жил, смотрел изредка в выси, наблюдал мигания далеких не всегда добрых глаз и думал, чего это их так много. А оказалось, их еще больше. Звезды обступили крышу сарая, или даже облепили. После холодного дождя, что ли воздух промыло, и небесные россыпи явили себя во всем полном подавляющем великолепии, сиянии, мерцании, свете и сверкании.

Самое время! Только и дел, что сидеть на крыше сарая и любоваться небесами, пока королевство катится в тартарары, при твоем непосредственном попустительстве.

Когда Гуго увидел в поле рыжего колдушенка, в первый момент глазам не поверил. Во второй — тоже, но зарезать парня не позволил. Хоть Пенкарий — хозяин строгий, не сказать, жестокий — и намеревался. А когда под истрепанной рубахой с чужого плеча нашлась деревянная не то дудочка, не то палочка на гайтане, Гуго вовсе чуть от радости не запрыгал.

Кысмет! Или хасмат. Так говорят в иных местах, обозначая рок. Слово как закругленный с одной стороны серп, с острым концом, всегда направленным в сердце…

Гуго тряхнул головой. На рассуждения потянуло. Не иначе от радости. Вот придет парень в себя… и что дальше? Ну — придет. Объяснить ему все равно ничего нельзя. Зато можно показать булавку. А вдруг, новообретенный старый знакомец ту булавку ухватит и рванет с ней по долам и весям. Он, помнится, очень уж мечтательно о ней токовал.

От конька крыши к краю вела узенькая доска с набитыми поперечинами. Спускаться в темноте — несмотря на небесные россыпи, таки ночь на дворе — пришлось очень осторожно. Еще не хватало свалиться и перебудить чад и домочадцев Пенкария. Хорошо, собак у того не имелось. Деревенские шавки встретили явление Немтыря из лесу таким визгом, воем, рыком и лаем, будто строй медведей по деревне шаг печатал. Уже сколько времени прошло, а они все равно полошились, когда Гуго мимо шел.

Распростертый на соломе Анхель-Иолантис то ли крепко спал, то ли пребывал в беспамятстве. Пока все попытки привести его в чувство результатов не дали. Гуго брызгал на него водой, тряс, тер уши. В ответ один раз парень невнятно забормотал. А так — вообще ничего. Будто кукла тряпичная.

Гуго запалил лучинку, предусмотрительно втиснутую в светец над бочкой с водой — если догорит без присмотра, так и свалится огарок в воду, не устроив пожара. А гореть было чему. Хозяин с прошлого лета еще сена навалил. Видимо скотины было много. Куда та скотина делась, оставалось гадать, а сено сохранилось. Гуго подгреб охапку в угол, где квартировал на старом коврике. Подстилку сердобольно кинула жена Пнкария, за что получила затрещину от мужа. Но не за расточительство, а за то, что без спроса. Домашним вход в сарай был заказан. В общем-то правильно.