Нестор Махно - [4]
Не успели захмелеть от нее — опять же с севера большевички заявились, друзья голоты. За ними австрияки прикатили в железных касках, гайдамаков с полупольским говором привели, восстановили старые порядки. Лучшие наделы по низинам, плуги, сеялки помещичьи позабирали. Захарию плеток влепили на глазах соседей и зерно вымели подчистую. А все-таки есть, есть правда на белом свете. Вот он, спаситель, Махно, снова здесь. Он им покажет, подлюгам, где раки зимуют!
— Не-е, не-е, первым заходьтэ, — почтительно приглашал гостя в хату Клешня. — Там Оля крутится.
Из темных сенец дверь вела в кухню, где мерцал каганец и печку уже затопили.
— О-ой, Нестор Иванович! — удивилась хозяйка, блеснув голубыми глазами и поправляя короткую прическу. — А мы перекусить спозаранку собрались. Мойте руки с дороги. Борщ, правда, вчерашний, но прямо сладкий. С красным перцем, як вы любытэ.
— Мастерица хоть куда! — похвалил Махно. Недавно, возвратившись из России, он жил здесь некоторое время, скрываясь на чердаке.
В отличие от мужа, Ольга сразу насторожилась. Конечно, понимала, что приехал свой человек. Он горой стоит за их волю, защитит и поможет. Но чутьем угадывала, какую опасность носит с собой этот невзрачный, худущий Махно. Достаточно поглядеть в его малоподвижные, какие-то лютые глаза, чтобы содрогнуться. Такой не даст в обиду, но разъяренный — ни перед чем не остановится. Для Ольги в самом появлении этого незваного ночного гостя таилось что-то роковое. Не зря же, когда он с товарищами еще раньше совещался на чердаке, у соседей вдруг загорелась хата под соломой. Ни грозы тогда не было, никого чужого в селе. Кто ее запалил? Вот то-то и оно. А если варта с немцами нагрянет? Узнают, кого тут пригрели — шомполами забьют, а то и на старой акации среди улицы повесят, как собак. Думая так, хозяйка не подавала виду.
Пока мать встречала гостя, крутилась у печки, проснулся мальчик, юркнул под стол и прижался щекой к животу Нестора.
— Ах ты ж, головастик, — ласково сказал он, обнимая Клешненка. Так были приятны чистая детская доверчивость и тепло. А мальчик между тем с тайным восхищением ощупывал кобуру нагана.
Встреча глубоко тронула Махно. «Чего стоят все власти, партии, даже свобода без ЭТОГО? — думал он. — Я на Родине!» Что он видел? Сиротское детство, вонючий литейный цех, разбойная юность, аресты, допросы, камера смертников, Бутырки, бр-р-р. И только коммуна, да-а, там тоже было тепло. Крестьяне, вот и Захарий, Оля, радовались наконец-то отданной им земле, а он, Нестор, отмерял ее по совести, две десятины на душу дарил навечно, и Настенька ходила рядом, заглядывала в глаза, родная…
— Вы один? — спросил хозяин.
— Нет, простите. Еще товарищ там.
— Дэ? — забеспокоился Клешня.
— На огороде.
— Ой-йо-йой, пошли!
Когда уже все вместе сели за стол и выпили по чарке, и заговорили о детях, хозяйка всплакнула.
— Немец заходил. Сытый, в железной шапке. А Ванек, последний мой, у порога ползал. Солдат отодвинул его сапогом, як собачку, и не глянул даже. Они нас и за людей не считают.
Ольга вытерла слезы ладонью и вспомнила самое главное:
— Нестор Иванович, у вас, слышно, тоже сын родился. Первенец, а?
От неожиданности он не проронил ни слова. Неужто судьба-жлобина таки расщедрилась? Не может быть! Какая-то неясная, совершенно необъяснимая тревога, почти страх охватили его.
— Что ж ты молчишь, свежеиспеченный батько? — поразился Роздайбида, сидевший рядом. — Казак новый явился на свет. Ану наливайте по полной!
— Так слышно… или правда? — спросил Нестор изменившимся до хрипоты голосом.
— Брехать не стану — не видела, — сказала Ольга, в глубине души надеясь, что Махно уедет. Не может же он не поглядеть на первенца. — Но слухи ходят, что гарный хлопчик.
— Все они одинаковые — розовые, пока у сиськи, — заметил Захарий.
— Тоби то шо? — возмутилась жена. — А попробуй выносить и родить в наше проклятущее время! Эх вы, розовые!
«Уедет или нет?» — думала она. Нестор продолжал сидеть за столом, нахмурив брови, и Ольга побоялась открыть все то, о чем судачили. Куда там! Ребенок-то появился… с зубами! Никогда такого не видывали в этих краях. «Антихрист, не иначе, Господи, помилуй! — причитали бабы. — Ох и бед же натворит». Мало ли что калякают сплетницы. Но и зря все-таки не чешут языками.
Хозяин поднялся с рюмкой, хрустальной, с вензелями, явно из помещичьего буфета.
— Дорогие гости, разрешите…
— Не надо! — резко остановил его Махно, и всем показалось даже, что желтый язычок каганца заколебался, вот-вот погаснет. Наступила тягостная пауза.
— Я должен сначала увидеть его. Тогда и обмоем славно, — Нестор встал. — Еду сейчас же. И только!
— Куда ж вы так сразу? — всполошилась Ольга. Ей и правда было неловко отправлять гостя, не попившего узвару.
— Зато все дороги в сумерках гладки. Коня спрячьте, как обычно. А ты, Роздайбида, поспи на чердаке, — и Махно вышел, ни с кем не попрощавшись.
— Можэ, плащ дать? — заботливо предложил Клешня.
— Какой там!
Хозяин провел гостя в сад, к самому коню, и вдруг заявил:
— Не пущу вас!
— Что такое? — сердито озвался Нестор.
— Утро скоро. Не успеете доскакать, пидстрэлять, як зайця. Можэ, йих и дома нэма. Куда денетесь? — Захарий взял коня под уздцы.
![Русский крест](/storage/book-covers/06/0631ebc4d99c4d9b51589a6752b28707001efc81.jpg)
Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи.
![Красавица и генералы](/storage/book-covers/cd/cdcb519dec9e886ab570e593dde2d38ea04493c1.jpg)
Аннотация издательства: Роман о белом движении на Юге России. Главные персонажи - военные летчики, промышленники, офицеры, генералы Добровольческой армии. Основная сюжетная линия строится на изображении трагических и одновременно полных приключений судьбах юной вдовы казачьего офицера Нины Григоровой и двух братьев, авиатора Макария Игнатенкова и Виталия, сначала гимназиста, затем участника белой борьбы. Нина теряет в гражданской войне все, но борется до конца, становится сестрой милосердия в знаменитом Ледяном походе, сделавшимся впоследствии символом героизма белых, затем снова становится шахтопромышленницей и занимается возрождением своего дела в условиях гражданской войны.
![Грозное время](/storage/book-covers/2a/2a99ae75be2370b44b827ee5a51e2a527ce6e7a1.jpg)
В начале нашего века Лев Жданов был одним из самых популярных исторических беллетристов. Его произведения, вошедшие в эту книгу, – роман-хроника «Грозное время» и повесть «Наследие Грозного» – посвящены самым кровавым страницам русской истории – последним годам царствования Ивана Грозного и скорбной судьбе царевича Димитрия.
![Ушаков](/storage/book-covers/76/76cbec84a1d89f427f518327f5056c2094cf8506.jpg)
Книга рассказывает о жизни и замечательной деятельности выдающегося русского флотоводца, адмирала Федора Федоровича Ушакова — основоположника маневренной тактики парусного флота, сторонника суворовских принципов обучения и воспитания военных моряков. Основана на редких архивных материалах.
![Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи](/storage/book-covers/08/084db773518ae8fd67662684257466f58b18d35d.jpg)
Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.
![Рембрандт](/storage/book-covers/2c/2cbc8b16807ad71c9f68b0035c4d6c2f0b1e7856.jpg)
«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.