Неспособный к белизне - [22]

Как и ожидалось, полностью восстановившийся белвед кинулся в бой, словно и не было позади пятнадцати минут изнурительной схватки. Но на этот раз Кондрахин не отступил, а словно перенял тактику противника. Скользящим блоком он парировал удар Вирса, заступая тому за спину. Даже не половину — четверть шага. Но раньше, чем Вирс успел воспользоваться преимуществом ближнего боя, Юрий, нагибаясь, по широкой обратной дуге послал левую пятку прямо в затылок своему противнику. И сразу, без остановки, тем же самым движением Кондрахин направил пятку правой ноги в центральное нервное сплетение белведа. Вирс покачнулся и упал ничком. По всей видимости, второй удар был уже лишним, но Юрий не имел права рисковать.

Судья принялся отсчитывать положенные секунды, а зал уже неистовствовал — кто с радости, а кто от огорчения. Всем было ясно, что поединок досрочно закончился. Так и не пришедшего в себя Вирса утащили под руки, Матаити подсчитывал барыши, а Юрий, уронив голову, всё сидел на своей скамейке, даже ремней с рук не смотал.

Рядом появился тренер, похлопал Кондрахину по плечу и шепнул:

— Молодец! Ловко ты его уделал! Пошли, что ли? Пока отмоешься, народ разъедется.

Тренер — хотя, какой, к дьяволу, тренер? — посредник всем своим существом излучал довольство. Видать, неплохо нагрел руки на чужих ссадинах и ушибах.

Когда Кондрахин привел себя в порядок, появился Манаити. Он тоже похвалил Юрия, но — сдержанно.

— Неплохо, боец. Даже меня провел: не верил я в твою победу, на Вирса ставил. Иди подготовь машину, — на этот раз реплика адресовалась представителю Тхана Альфена. Тот послушно кивнул.

Оставшись один на один с Кондрахиным, Манаити сначала открыл принесенный с собою маленький саквояж, похожий на кофр фотографа, и принялся молча выкладывать из него на гримерный столик пачки сиглов по тысячи в каждой. После шестой он сделал паузу, словно делал выбор. Юрий отчетливо видел, что это лишь игра, но предпочел оставаться зрителем.

— Добавляю еще одну, — наконец сказал Манаити. — Потянул бы еще немного, получил бы все десять.

Ребром ладони он подвинул деньги в сторону Кондрахина.

— И еще одно, боец. Я, конечно, уважаю старину Тхана, но подумай, какой резон тебе его кормить? Смотри сам: сегодня ты заработал и себе, и мне, и Тхану, и его шестерке. Ну, мы с тобой — это ясно. Я организовал, ты дрался. При чем здесь третьи и четвертые лица? Работали бы мы с тобой напрямую, их доли отошли бы тебе.

Белведы, благодаря разобщенности мыслительного и эмоционального процессов, а также бедности мимики, умели врать очень правдоподобно. Но, ввиду прямо противоположной организации психики, их ложь была совершенно очевидной для человека.

— Не будем загадывать, Манаити-ган. Видишь, в каком я состоянии? Травма оказалось серьезнее, чем я предполагал.

— Заживет твоя рука, — успокоил его бандит. — Занкарские врачи — лучшие в мире.

Тхан Альфен редко покидал пределы Фитира. Просто не было особой необходимости. Законы королевства были весьма либеральны, а стража нерасторопна, если не сказать ленива. Не составляло труда провести любую конспиративную встречу. Но на этот раз Пандар вызвал его к себе.

Никому не была известна степень осведомленности занкарских спецслужб, чьи агенты прочно обосновались во всех уголках Белведи. А свою персону Тхан берег и привлекать к ней излишнее внимание избегал. Вот почему вначале он выехал поездом в сопредельное государство — республику Уанара. Здесь был постоянный и неиссякаемый избыток дешевой рабочей силы, и многие иностранцы размещали в Уанаре свои производства. Не оставался в стороне и предприниматель Тхан. Так что приезд его в Уанару не только выглядел, но и на самом деле был совершенно легален.

Несколько дней спустя самолетом он переправился в Юбир — настоящий рай для проходимцев всех мастей. Здесь Тхана ждали документы на чужое имя, с которыми он и преодолел морем последний участок своего сложного маршрута из Фитира в Гауриз.

Тхан Альфен служил Гауризу верой и правдой, но не любил эту страну. Ни величавую размеренность ее быта, ни крупнейшие на планете верфи, ни вошедшую в поговорки неподкупность местных чиновников. С равной вероятностью Тхан мог работать на любое иное государство. Если бы он дал себе труд применить свои профессиональные знания к собственной персоне, то не стал бы возражать, что суть его жизни — борьба против Занкара. И при всём том он оставался занкарцем.

На родине Тхан не был уже шестнадцать лет. Давно истлели его портреты полицейского исполнения, но годы не пощадили и его лица. Минимум усилий — и бывшего студента не узнает никто из его сокурсников. Так что риск разоблачения Тхана не пугал. Это Пандар категорически запретил ему въезжать в пределы Занкара. Запрет этот составлял часть имиджа Тхана Альфена.

Дело в том, что далеко не все жители королевства Фитир одобряли финансовую и политическую экспансию Занкара. Недовольные попадались даже среди высших королевских чиновников. Сами того не зная, они являлись поставщиками важной информации, передаваемой Тханом Альфеном в Гауриз.

С Пандаром они встретились в официальной обстановке служебного кабинета. За прошедшие годы разведчик физически сильно сдал. Из элегантного щеголя с изысканной тросточкой он превратился в тяжеловесного старика с мешками под глазами. Хотя, возможно, это был сознательно выбранный образ. Последние годы Пандар занимал высокий пост руководителя агентурной разведки Гауриза, и явных конкурентов на этом поприще у него не было. Его с Тханом разделяли многие и многие ступени служебной карьеры, для занкарского эмигранта неодолимые. В то же время Тхан Альфен, можно сказать, был вне категорий: в свое время его завербовал сам Пандар, еще будучи резидентов гауризской разведки в Фитире. Задания Тхан получал лично от Пандара, и лично ему направлял отчеты. Таких — личных — агентов у Пандара было несколько, в самых разных странах. Он слишком долго служил в разведке, чтобы избегать подстраховки. Возможно, так поступали все высшие чины разведки Гауриза, но кто в этом признается?