Неспетая песня - [3]

4

    Погрустили солдаты и офицеры о погибших друзьях и вернулись к своим воинским делам и обязанностям. А работы было много. Я уже не говорю о боевой подготовке, но уйма общественных дел. Так, одной из главных задач было посещение подшефного детского дома, куда мы, как правило, приезжали с концертом и подарками.

  Но однажды, когда мы наблюдали, как старшие ребята разгружали подарки, то обратили внимание, что они же быстро растаскали малышовые игрушки. На наши вопросы: почему?  Мы получили разъяснение. Дело в том, что в этом доме была традиция: малышам в помощники и руководители ставить старших ребят, которые их опекали, защищали и помогали во всём. Такие пары называли друг друга братьями. Педагоги рассказывали, что многие выпускники, уже будучи самостоятельными людьми, приезжали в детский дом навещать своих младших «братьев», а потом и забирали их к себе. - Нам очень хотелось, - говорили воспитатели, - чтобы ребята не оставались в дальнейшем одинокими, чтобы были у них на земле родные души, поскольку у многих не было ни только родителей, но и родственников. Поэтому мы разрешаем старшим ребятам самостоятельно выбирать игрушки своим маленьким друзьям.

   Мы приезжали в этот дом два раза в год: на первомайские и ноябрьские праздники.

   Осенью обычно привозили елочные игрушки, конфеты и мандарины, которые оборачивали каждый отдельно в бумагу, и они сохранялись, как и конфеты, до Нового Года. А на праздник Елки в легковой машине кто-нибудь из офицеров доставлял подготовленных в нашей воинской части Деда Мороза и Снегурочку с аккордеонистом Володей. Снегурочкой неизменно была Людмила Бессонова, поскольку остальные офицерские жены все как на подбор были крупные, дородные, как из гренадерского полка.

    В детский дом Мила любила приезжать не только в качестве Снегурочки, но и при всяком удобном случае. С малышами она была особенно ласкова. Уже несколько лет она мечтала о ребенке, как о несбыточном счастье. Дважды вывозил её Бессонов на лечение, она даже ходила к какой-то бабке, но всё напрасно. Её муж, как выяснили врачи, был в этом невиновен, и она ужасно комплексовала по этому поводу, злилась и ещё больше ревновала Павла ко всем женщинам мира, даже к своей лучшей подруге, хотя всё это старалась перевести в шутку. 

- Ты бы, Никита, последил за своей тихоней, а то твой друг

Паша что-то часто на неё стал поглядывать. - С натянутой улыбкой «шутила» мадам Бессонова.

 – Куда он денется, охраняемый своей белокурой бестией.  Какой там поглядывает? Моя жена жалуется, что наш друг Бессонов вообще перестал с ней здороваться. – На полном серьезе отвечал капитан Кузнецов соседке. – Не ты ли сделала этого интеллигентного человека грубияном и невежей?

 – Что-то Надя мне не жаловалась на отсутствие внимания к ней со стороны моего мужа. – Парировала Бессониха. - А если тебе интересно знать, кто стал грубиян, то взгляни в зеркало.

   Мила быстро исчезала в дверях, поскольку никогда не позволяла никому брать над ней верх, даже в шуточном споре.

    В этот раз Людмила в детдом не поехала, она не отошла ещё от потрясения, связанного с гибелью и похоронами их близкого друга, с болезнью и отъездом её самой лучшей подруги. Так что нам пришлось потрудиться, чтобы заменить её в концерте.

   И лишь только месяца через полтора, когда надо было показывать новую концертную программу смотровой дивизионной комиссии, она взяла себя в руки, и нашла силы принять в этом участие, так как была занята в нескольких номерах.

5

   Письма от Нади были нечастыми и невесёлыми. Она писала о своей неизмеримой тоске по мужу, об изнуряющей бессоннице, о сильных головных болях и нередких глубоких обмороках. Брат, который так настаивал на её отъезде домой, вообще не появляется и не интересуется её делами, даже когда они случайно встречаются в городе. По подруге и её добром супруге она дико скучает, но приехать не может: нет ни здоровья, ни сил.

  Читая эти письма, Мила плакала и вспоминала о том, что Надежда всегда отличалась завидным здоровьем.

  Замечательная спортсменка, приносящая полку множество призов и дипломов, она была ещё и тренером полковых легкоатлетов. Она – вспоминала Люда – и её пристрастила к занятиям спортом. Вместе с подругой и их мужьями они каждое утро бегали в город и обратно, то есть десяток километров. А ещё, вспоминался с улыбкой, Новый 1952 год.

   Надежда, которой никакие погоды никогда ни в чём не были помехой, почувствовала родовые схватки именно в тот момент, когда они с Никитой обстреливали друг друга снежками, стараясь спрятаться от попаданий за снежную бабу, которую оба смастерили. Надя, носившая почти девять месяцев  своего Лешку, была уже совсем неповоротливая. Она с криком «сдаюсь» побежала с поднятыми руками навстречу мужу. Уже пару шагов отделяло супругов друг от друга, как Надежда поскользнулась, и Никита с трудом сумел подхватить падающую жену.

 – Мне надо в роддом. – Заявила Надя, как будто речь шла о посещении магазина. Он усадил её на стоящую у подъезда скамейку и побежал к Бессонову за машиной. В роддоме Надю сразу же из приемного покоя отвезли в операционную, а курившего беспрерывно на пороге офицера, через полтора часа поздравили с сыном. Всё это случилось вечером двадцать пятого декабря 1951 года.