Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [43]

Создавая премию Шиллера, прусское государство претендовало на тотальный контроль над всей немецкой драматургией и монопольное право оценки ее произведений, а вместе с тем и на власть над всей национальной литературой. Судя по всему, премия Шиллера была создана в пику писательскому Обществу Шиллера, появившемуся незадолго до нее и отличавшемуся до некоторой степени оппозиционными наклонностями. Неудивительно, что многие немецкие литераторы, такие как К. Гуцков, очень резко выступали против нового учреждения, а ближе к концу XIX века в противовес премии Шиллера была создана частная Народная премия Шиллера. Естественно, в условиях Пруссии учреждение, подобное премии Шиллера, не могло не восприниматься как попытка правительства монополизировать немецкий национальный театр и крепко связать его именно с той версией Германии, которую предлагало прусское государство. Критику вызывало среди прочего и отсутствие в числе членов немецкой комиссии представителей литературного сообщества: журналисты, осуждавшие премию Шиллера в момент ее возникновения, могли идентифицировать как критика только одного из вручавших ее экспертов – Г.-Г. Гервинуса. Среди членов комиссии были известные деятели немецкой науки и культуры, такие как Леопольд Ранке, однако они едва ли могли претендовать на собственно литературное значение.

Именно как одновременно специфически немецкую и специфически прусскую восприняли премию Шиллера в Австрии, где вскоре начали возникать собственные награды, предназначенные преимущественно для австрийских драматургов и призванные подчеркнуть суверенность австрийской национальности и культуры[307]. При этом Венская академия наук не всегда могла справиться с выбором лучшего драматурга и предпочитала вообще никого не награждать. Серьезную поддержку в этом отношении оказывали приглашенные в комиссию представители театров, значительно облегчавшие работу прочих членов. Впрочем, влияния, значения и длительности премии Шиллера австрийские награды не достигли.

Итак, положение Уваровской награды оказывается одновременно и тесно связанным с ситуацией в Западной Европе, и специфичным. Во Франции XVIII века премии были мощным инструментом, позволившим публичной сфере сформироваться в рамках институтов централизованной монархии и даже прямо повлиять на деятельность этой монархии. В Германии, напротив, премии были прямо ориентированы на государственную политику, направленную на строительство национального немецкого государства, и в то же время против растущего влияния публичной сферы. Уваровская награда, с одной стороны, распределялась, как и во Франции веком ранее, посредством правительственного учреждения, которое взаимодействовало преимущественно с частными лицами, финансировавшими его деятельность и формировавшими экспертное сообщество. Премия требовала для своего существования одновременно свободной инициативы драматургов и добровольного участия многочисленных оценивавших пьесы представителей литературного и научного сообщества. С другой же стороны, Уваровские награды были названы в честь государственного идеолога и министра, распределялись одной из наименее открытых научных организаций в России своего времени и вызывали осуждение прессы именно в связи с недостаточной открытостью. Ориентация на строительство нации тоже была не чужда Уваровской премии: «Положение…» о премии прямо требовало, например, чтобы содержание участвующих в конкурсе пьес «было заимствовано из отечественной истории, из жизни наших предков или из современного русского быта»[308]. В сочетании с названием награды это не могло не восприниматься как прямое указание на идею государства как одного из строителей нации, одним из наиболее значительных сторонников которой был С. С. Уваров. Публичная сфера и государство оказались в этом институте сложным образом соединены.

Чтобы понять, каким образом стало возможно такое сочетание разных моделей, необходимо обратиться уже к российскому контексту премий. В России западноевропейские принципы организации награждения стали хорошо известны благодаря Демидовским премиям, которые вручались с 1832 по 1864 год и также явно ориентировались на французский образец. Эти премии хотя и предшествовали Уваровским, однако не вручались за литературные достижения – их получали исключительно ученые, зато в самых разных областях. Краткое сопоставление Уваровских наград с Демидовскими позволит показать, как методы вручения премий, возникшие во Франции XVII века, прилагались к российским условиям.

Демидовские награды были в целом менее похожи на французский образец, чем Уваровские: например, полная премия составляла громадную сумму в 5000 рублей[309] (П. Н. Демидов, учредитель этой награды, ежегодно вносил 20 000 рублей[310] – очевидно, младший Уваров в этом отношении не мог сравниться с одним из богатейших российских предпринимателей). Эта сумма была, видимо, призвана соответствовать особому значению награды, которая рассматривалась как действительно высшая оценка научных достижений. Демидовская награда могла вручаться даже тем авторам, которые сами не подавали своих произведений на конкурс, – предполагалось, что ученые оценят все научные сочинения, выходившие в России. Академия могла не только награждать ученых, но и вручать медали рецензентам – практика, перенятая Уваровской премией. Еще один организационный прием, заимствованный новой организацией у Демидовской премии, – обязательное участие непременного секретаря Академии наук в работе распределявшей награды комиссии, обычно в качестве председателя