Несносная Херктерент - 3 - [5]

За первую десятку девятого никто у Марины не спросил, куда Эрида подевалась. Коаэ и Рэд тоже сказали, их не спрашивали. Решила к сестрёнке заглянуть.

— Ты знаешь, меня тоже не спрашивали. Просто заговор молчания какой-то.

— Или все разговоры о дружбе «сордаровок» можно знаешь куда запихнуть?

— Или решили, раз мы молчим, то лучше эту тему и не поднимать, — в тон ей Софи отзывается.

— Ага, счаз. Деликатными все такими стали. Угадай, что в библиотеке уже несколько дней самое читаемое?

— Понятия не имею, что читает современная молодёжь.

— Всё шутишь, а ведь не до смеха.

— Сколько раз уже говорила, загадки ненавижу. Мысль читать попросту не умею.

— Человеческую подлость, вроде вполне адекватно оцениваешь. Сидят и чуть ли не вдесятером «Вестник великих домов». Все номера с начала лета. Понятно?

Софи улыбается злобно — презлобно.

— Даже слишком. Все думают, о чём мы помалкиваем, обязательно будет на первой странице одного из номеров «Вестника». Смерть Эриды.

— Среди читательниц есть даже те, кто вместе с нами ездили, — противно-приторно с демонстрацией клыков улыбается Марина.

— Не удивлена, — кивает Софи, — у многих поодиночке мозги работают, а толпой неизвестно что включается. Интересно, что будет, если я завтра в белое оденусь?

— Тебе пойдёт, — хмыкает Марина, — шляпку с вуалью не забудь. Думаешь, не знаю, полные дуры отличают белые платья от траурных с такой же лёгкостью, как я патроны разных заводов. Вот если я в белое выряжусь — то да, не заметят траур на мне, или просто платье.

— Да у тебя хоть есть такие!?

— Представь себе. Есть, и белые, и траурные. И ещё много каких.

— Дашь взглянуть как-нибудь?

— Кто про что…

— Я тебя тоже люблю, сестрёнка.

— Никто не набрался смелости или совести, чтобы в Канцелярию её отца позвонить. Хотя там бы им всё объяснили. Хрюк-хрюк. Особенно в адрес тех, кто за её счёт много чем разжился.

— Эта её щедрость многих раздражает.

— Ага. Тебя в первую очередь.

Софи кулак показывает. Крыть нечем, с вещами Эр расстаётся с изумительной лёгкостью. Старшая Херктерент на такое неспособна.

— Многие явно обрадовались, когда очередной ящик от соправителя привезли. Возле её комнаты ходят, как кошки у миски со сметаной.

— Ага. Привыкли за её счёт вкусностями и не только разживаться. Самого хорошего в школе всё равно не купишь.

— Зубы пусть поберегут, — желчно цедит сквозь зубы Марина, — что-то степень людского равнодушия оказалась ниже моих самых низких оценок. Ещё немного и пойду самые фальшивые улыбки прореживать.

— Ты думаешь, Эриде подобное понравится?

— Я не обязана разрешения спрашивать, особенно, когда её здесь нет.

— Лучше давай подождём, когда совесть проснётся. Тогда и у тебя больше оснований будет заниматься исправлением прикуса и обеспечивать работой зубных врачей. Ты к Эриде не ездила?

— Звоню каждый день в центр. Иногда ему самому. Пока говорят только о положительной динамике.

— Для тебя стали что-то значить запреты.

— У меня не слишком высокие познания о болезнях сердца. Тем более, там применено много всего нового. Наш визит может только навредить.

— Ты думаешь, они не врут?

— У них для этого меньше всего оснований. Я цинична, и уверена — в случае смерти Эр, соправитель не сможет выполнять свои обязанности. Он стране необходим именно на занимаемой должности.

— Как у тебя всё ловко одно с другим переплетается.

— Не было подковы, лошадь захромала, — хмыкает Марина, — в больших делах не бывает мелочей.

— Что хоть приблизительно говорят о сроках?

— Неужто, не спросила?

— Представь себе, побоялась. Это ты у нас въедливая.

— Ты даже не представляешь, насколько. Но, если серьёзно, то вся статистика идёт оттуда. А там большинство компонентов другие, да и делают это уже почти два поколения. У нас Эрида будет первой, если всё удачно пойдёт.

— А если неудачно?

— Неудачно если, то значит, ничего вообще и не было. Первая успешная операция произойдёт спустя некоторое количество лет. К тому времени, только мы Эр и будем помнить, и то, если сами на чём-нибудь не сгорим.

— Какая ты добрая!

— Стараюсь. Пересмотри учебный фильм «Пожар на тяжелом бомбардировщике». Крайне познавательное зрелище.

— Я его по кадрам помню. Не пытайся меня удивить.

— Хочешь, напугаю?

— Попробуй.

— По статистике оттуда, при первых подобных операциях, выживаемость составляла примерно тридцать процентов, а за первые пять-десять лет поумирали вообще все.

— Марина, ты серьёзно?

— Абсолютно. Как, получилось напугать?

— Не понимаю, — Софи мотает головой, — при такой статистике они решились. Это же, считай, убийство. Как они вообще могут делать такое с Эр?

— Боюсь, проживший пять лет вместо двух месяцев с тобой бы не согласился. Да и это в прошлом была статистика такая. А сейчас — выживаемость около девяносто пяти, живут уже десятками лет. Так что с шансами всё…

«Совсем не хорошо, — заканчивает про себя, — наша медицина в этой области даже относительно их начального уровня хромает на все четыре лапы с пятым хвостом. Мы много чем разжились, но ещё большего не добыли и не научились. И времени нет, на приговорённых убийцах навыки оттачивать. Вот прямо сейчас надо действовать. В который раз, что-то важное делаем на форсажном режиме. Только режим этот значительно ускоряет время выхода этого мотора из строя».