Несколько зеленых листьев - [67]

— Давай, Брюс, — сказала она, — пусть доктор посмотрит лапу.

Ветеринар засмеялся.

— Забавно, — сказал он. — Я ведь тоже Брюс.

Это сообщение словно сблизило их, и она даже почувствовала некоторое облегчение, будто и впрямь откровенно рассказала ему все. Но пожаловалась она лишь на понатыканные повсюду запрещения входить с собаками. Позор, ей-богу! Брюс такой воспитанный, он в жизни не позволит себе ничего неподобающего. Он же не кошка!

— Да, — согласился ветеринар. — Кошке закон не писан. У вас была кошка?

— Нет, — сказала она, а затем добавила: — Хотя брат, по-моему, любит кошек.

И при мысли о Томе лицо ее омрачилось.

«И станут ветхими они, подобно одеждам», — прочел Том. Lanatus — облаченный в шерсть. Шерсть же — материя органическая и, значит, подвержена тлению. Следовательно, никаких следов шерстяной ткани, в которой согласно указу от августа 1678 года полагалось хоронить умерших, сохраниться не могло или же почти не могло. Интересно, сколько лет надо шерсти, чтобы истлеть? При раскопках старинных захоронений ему ни разу не попалось ни малейших клочков или лоскутков шерсти. О случаях погребения в шерсти никому ничего не известно, если не считать истории с погребением ежа мисс Ликериш, а это, так сказать, статья особая.

Его донимало сосущее чувство голода, что вынудило его прервать размышления. Кажется, миссис Дайер оставляла ему холодное мясо, и можно подогреть суп из банки. Уж миссис Дайер-то, наверное, знает, сколько времени истлевает шерсть, а также в чем сейчас хоронят и из чего делают саваны. Говорят, какой-то дальний родственник у нее служит в похоронном бюро. И об искусственных материалах она тоже должна все знать. Но лучше уж обойтись без нее.

За завтраком он читал последнюю страницу «Дейли телеграф», излюбленной газеты Дафны, все еще доставляемой в ректорский дом. Сколько извещений о смерти, но никого из этих покойников не хоронят в шерсти. Указ был отменен, как помнится, в начале XIX века, хотя и сейчас еще ничто не препятствует обычаю, если кто-то изъявит желание быть похороненным именно так — одно слово в завещании, и все будет в порядке… Он ел холодную баранину с хлебом, похрустывал маринованным луком, а глаза его машинально скользили по алфавитным столбцам извещений о смерти. Шофер Фабиан Чарлзуорт, — читал он, — преданный супруг Констанс и Джесси — странно как написано… Что же, значит, обе жены его живы? А смерть его их объединила? И кого похоронят рядом с этим усопшим — первую жену или вторую? Ну а если внезапно умрет он, ректор, на кладбище при церкви место для него найдется. Ему не сразу вспомнилось, что Лора похоронена не здесь. Но он ведь может жениться вторично, как этот шофер, и как тогда этих женщин разместить?

27

В лесу было холоднее, чем в поезде, но день был по-прежнему ясным, а прогулка по дороге, полого поднимавшаяся от станции вверх по холму, бодрила. Замерзнуть мисс Верикер не замерзла, но от непривычных усилий — в Уэст-Кенсингтоне ей доводилось гулять главным образом по ровному месту — сильно разболелась спина и началась одышка. Утро казалось тихим, а сейчас между деревьями задувал пронизывающий ветер.

Она остановилась передохнуть. Без сомнения, перед ней та самая сторожка, где жил некогда лесничий Клегг, но теперь сторожка являла собой печальное зрелище: садик запущен, занавески в окнах, выходящих на фасад, нуждаются в стирке. Мисс Верикер глядела во все глаза, хотя при иных обстоятельствах посчитала бы это неучтивым, но не все ли равно, раз сторожка совершенно необитаема! Где же теперь живут лесничие? Наверно, в каких-нибудь коттеджах современной архитектуры или домах, принадлежащих общине. Видно, жены юс не дорожат лесным уединением. Стаканчик чаю или рюмка самбуковой настойки по рецепту миссис Клегг, которые бы ей предложили здесь в старое время, оказались бы сейчас весьма кстати, но рассчитывать на них не приходится. И все равно ей надо идти вперед, «напролом сквозь все преграды», по любимому выражению племянника. До поселка, наверно, не так уж далеко, и лес скоро кончится. Часы показывали половину второго — для визитов время не самое удобное. Она удивилась, что так поздно, — должно быть, возле сторожки она простояла больше, чем ей думалось.

Она шагала вперед, как всегда, решительно расправив плечи, высоко держа голову. Тропинка была знакомая, хотя и заросла она порядком, куда больше прежнего. И все же это та самая тропинка, без сомнения, та самая. Вот только боль в спине усилилась, покалывать стало чаще, и ей вспомнилось, как она страдала плевритом, а доктор, выслушав ее стетоскопом, сказал, что шум в ее легких похож на шум сухой осенней листвы, такой же точно шум слышала она и сейчас при каждом своем вдохе, а может, это и в самом деле шелестят опавшие листья?

Она заметила, что начинает замедлять шаг. Наверное, поселок дальше, чем ей помнилось, а она сбилась с тропинки и идет теперь по грязной проселочной дороге, испещренной следами копыт, не то коровьих, не то лошадиных. Девочки когда-то ездили верхом по этой дороге, и, видимо, так же дорогу используют и сейчас. Она пожалела, что не догадалась захватить с собой палку — палка бы пригодилась, и не столько, чтобы облегчить ей ее неверные шаги, как иронически подумала она, сколько для того, чтобы отводить с дороги ветки и придерживать загораживающие путь кусты. Так давно она не бывала в этом лесу, и вообще ни в каком лесу, что и позабыла, какая полезная вещь палка.