Несемейное счастье - [54]

Уже почти стемнело, и, закрыв ставни, он сел на низкий топчан, прислонился к деревянной стене и закрыл глаза. Ему было хорошо одному, хорошо и свободно.

Легкие мысли роились в голове. Он думал о том, как поедет в отпуск на юг Италии, скорее всего, куда-нибудь в Пулью; и как никто не будет приставать к нему с дурацкими вопросами и язвительными замечаниями; а главное, как не надо будет никому ничего доказывать, занимаясь любовью словно по команде.

«И почему так повелось, что, когда женщина говорит, что у нее болит голова или придумывает еще какую-нибудь чушь, чтобы отвязаться от назойливого мужа, это считается вполне нормальным и никто в этом не видит ничего удивительного; но когда мужчина отказывается трахать свою жену каждый день, это вызывает кривую улыбку и даже сочувствие?»

Джузеппе вспомнился насмешливый взгляд супруги, сопровождавший его каждый вечер, в один из последних совместных отпусков. Он же был уверен, что в сексе ему нет равных, и ненавидел эти укоризненные шутки, которые она бросала в его сторону, доводя Джузеппе до безотчетной ненависти! Она так и не смогла понять, что его не возбуждает все то обыденное, что окружало их, как и она сама – простая, наверное, по-своему добрая и даже миловидная, но очень обычная женщина.

Она никогда не подыгрывала ему. Однажды, после очередного вечернего фильма, он безумно распалился, вспоминая, как главная героиня неистово совокуплялась с незнакомцем перед дверью собственного дома, где ее ждал благоверный, спокойно сидящий перед телевизором. Джузеппе хотел заняться с женой любовью, тут же на влажном песке пустынного пляжа, но она оттолкнула его, крича, что не собирается стать заменителем той актрисы, на которую он возбудился. В другой раз на Хеллоуин они пошли в бар и одна из девушек, наряженная ведьмой и раскрашенная в мертвецки-синеватый цвет, танцевала так, что вожделение, охватившее Джузеппе, казалось, взорвет его изнутри; он вытащил жену в парк и, трясясь и захлебываясь собственными слюнями, стал задирать ей подол цветастого платья, а она, догадавшись тут же о происхождении его желания, обиделась сама и оскорбила его:

– Куда ты меня притащил, здесь же весь лес на просвет! Завелся на ведьму, да?

Джузеппе только сопел от похоти, прижимая ее к дереву.

– Да ты в нормальной обстановке вообще ничего не можешь! Извращенец несчастный!

Он понимал, что в интимной жизни ему не хватает чего-то, но все никак не мог разобрать, чего именно, но догадывался, что даже если бы жена согласилась и подыграла ему, не факт, что у него получилось бы все, как хотелось и представлялось.

Надо признать, что иногда ему удавалось довести половой акт до конца, находясь в семейной постели с женой, но напряжение, которое он испытывал, чтобы «сосредоточиться», абстрагироваться от скучной скрипящей кровати и вызвать в голове совсем другие, соблазнительные картины, давалось ему с трудом, и в итоге секс превращался в тяжелый труд, не приносящий должного удовольствия.

Постепенно его фантазии становились все изощреннее, и он окончательно погряз в них, отдаляясь таким образом от болота семейной жизни.

В своих мыслях он был лучший, он был машиной секса, он был силен и свиреп, как бестия, и беспощаден, как средневековый воин. Ему не надо было никого ублажать никчемными поцелуями или дожидаться чьего-то оргазма, потея и пытаясь продержаться еще немного. Наконец-то он принадлежал самому себе.

Он задремал, сидя на раскладушке, и вдруг услышал прерывистые голоса, шорох, а затем и треск ломающихся веток.

Кажется, он узнал ее – это была та пронзительно-красивая девушка из ночного клуба и кто-то из военных.

Джузеппе затих и прислушался. Они остановились совсем близко и дышали шумно и хрипло.

Он сразу догадался, в чем тут дело, и вдруг задрожал весь и сразу, затаившись, сглотнул слюну и прижался к стене.

Он как будто видел все собственными глазами. Каждый доносившийся до него звук воплощался в образ и действие, ведущее туда, туда, все ближе и ближе к безудержной сладкой развязке.

Его рука подползла к ширинке и тихо расстегнула ее. Затаив дыхание, он сжал свой член.

Он почувствовал, как взвизгнули толстые доски стены киоска, приняв на себя спину девушки и напор мужчины. Старая обшивка скрипела от их все ускорявшихся движений, и Джузеппе, прильнув к стене с внутренней стороны, трепеща, поглощал их первобытные стоны. Деревянные перекрытия вздрагивали под их телами, и это приводило его в неистовство. Рык мужчины довел его до исступления, и, уже не заботясь о том, чтобы его не обнаружили, он дернулся, закатив глаза. Услышав, как вскрикнула женщина, он понял, что они кончили одновременно.

Он еще долго сидел в киоске, приходя в себя и глотая прохладную воду из бутылки, принесенной накануне. Уставший и расслабленный, он был готов заснуть здесь же на раскладушке.

Он никогда не испытывал ничего подобного с женой и после недолгого размышления решил: то, что ему довелось испробовать, во что он оказался посвященным, и есть то особенное, без чего он уже не сможет представить своей жизни.

С тех пор он превратился в охотника, выслеживающего парочки в лесопарке. Укромный уголок за своим киоском он засадил кустами, просверлил в стене три незаметные дырки и поставил широкую скамейку, справедливо ожидая весеннего наплыва влюбленных.