Но солдаты, натасканные в соответствии с определенным планом и обученные поступать только так, как приказано, тоже ждали. И поезд стоял и ждал. Под палящими лучами солнца на станции снова воцарилась тишина и неподвижность. Кто мог предвидеть такую нелепость? — в отчаянии думал полковник Хаф. — И как, черт его дери, получилась такая дурацкая неразбериха?
Наконец, с истинно военной находчивостью и выдержкой, полковник зашагал через всю платформу к санитарной карете и что-то негромко сказал солдатам. Они тотчас отворили дверцы. Рядом стояла багажная тележка, и один из солдат хотел придвинуть ее поудобнее. Но полковник, покачав головой, остановил его. Кроме солдат, сопровождавших санитарную карету, здесь были еще два водителя, итого пятеро. Что же, он, полковник Хаф, будет шестым. Общими силами они извлекли гроб из кареты и медленно, мерно шагая, перенесли его на платформу и дальше, к багажному вагону.
Когда полковник вернулся к задним вагонам, отъезжающие уже вошли в купе. Теперь уже капитан взял на себя обязанности пастыря — ему предстояло нести их до самого конца путешествия. Дэвид одиноко стоял на платформе: видно было, что мысли его далеко, глаза влажно блестели. Теперь они стояли вдвоем и смотрели, как поезд тронулся, как он набирал скорость, а потом, описав широкую дугу, устремился к последней горной гряде, за которой распахнутся перед ним бескрайние равнины, уходящие на восток.
— Поедете со мной, Дэви? — спросил, наконец, полковник.
— Если не возражаете, я, пожалуй, предпочел бы закрытую машину.
Полковник кивнул.
— Ладно, дружище, — сказал он, крепко сжал руку Дэвида повыше локтя, потом похлопал его по спине. Они вдвоем перешли платформу, и каждый направился к своей машине.
— Хотите поглядеть газеты, доктор? — спросил Дэвида солдат-водитель, когда они отъехали несколько миль от станции.
— Да, конечно, — отозвался Дэвид. — Дайте я посмотрю.
Солдат протянул ему газету, и несколько минут Дэвид смотрел на нее, не видя. Газета была сложена так, что первым ему на глаза попался отдел спорта, и он рассеянно просмотрел заметку-другую. Потом опустил газету и некоторое время смотрел в окно. Потом опять взялся за газету и развернул первую страницу.
Тут на видном месте напечатано было сообщение о несчастном случае в Лос-Аламосе, заголовок гласил: Смерть ученого, работавшего над атомной бомбой; шестеро спасены. Характер несчастного случая объяснялся вполне вразумительно; производился некий опыт, во время которого внезапно и с большой силой началась радиация; опыт этот чрезвычайно важен для усовершенствования атомной бомбы, хотя подробности, разумеется, огласке не подлежат. Основная часть сообщения посвящена была геройству молодого ученого, который разбросал подопытные материалы и тем самым — как выяснилось впоследствии, ценою собственной жизни — спас жизнь своим коллегам.
Дэвид снова отложил газету и стал смотреть в окно. Они уже миновали Санта-Фе, одолели долгий некрутой подъем, которым начинается дорога, ведущая на север, и въехали в узкую долину. Здесь почти нет признаков жизни, лишь изредка мелькнет птица-подорожник, да кое-где растут чахлые деревца, бурые, едва подернутые зеленью. По обе стороны тянулись горные цепи — и Дэвид снова почувствовал, как часто бывало, когда он проезжал здесь, что какая-то тяжесть наваливается на него, какая-то сила теснит и направляет его в узкое русло — и уже никуда не вырваться, не податься в сторону тому, кто ступил на эту дорогу на древней земле.
