Несчастная Писанина - [6]

Анка с Галкой часто спорили на умные темы. Каждое воскресное утро. Кулька с семками возьмут (а его достатно-то ровно на тридцать минут болтовни).

Да и хай себе наблюдают и приглядывают! Не вздрагивала Анка от мыслей, шо лупится в нее Масон ополоумевший с той стороны телефонного экрана. А вдрух, он в ней таланты разглядит, да прославить подумает!

Анка свой дар в малевальне давно сыскала. Картины разные, пейзажи, да натюрморты по берестовой каре писала.

Могла б и за портреты браться, но те плохо на заказ шли. Кому было нужно-то, пока плашки у всех фотографические в кармана́х. Навел камеру, вот тебе и портрет!

На судах и лайнерах речных тысячи туристёров каждый выходной на берег их гхорода схаживало.

С Америки, те всякий раз в белом выгуливались. Панамы у них, да фуражки козырькастые тож всегда белесые. А шорты, шорты! Короткие! Аж у мадамов, кому всяк больше семидесяти! И пускай, что бедра в буграх, а икры в синих венах. Ничего не стеснялись на родине бодипозитива!

Анка покажет снимки с туристёрами бабе Зинаиде да Клавдепетровне с огородов соседних, те тока баа-кали да окали! Мол, куды нам-то разоблачаться! Перед лекарями совестно, не то шо, средь людей посредь променада! И тужее свои платки под подбородками вязали, да юбки от земли к грудям тянули.

Нет, про Масона энтим и вовсе не объяснить, и Анка помалкивала, что за Зинаидой с Клавдепетровной некий американец с космоса приглядывает.

В лето 2020 перестали корабли да лайнеры к берегам причаливать.

Белые панамки не сходили со своих автобусов двуетажных, не прогуливались по богатому историческому центру. Не фотогхрафировались они с малевальней Анки, да и не покупали сувенирные магниты, кои она научилась за зиму склеивать. Начертает акварелью по бересте барыню с коромыслами, да приляпает к плашке магнитной.

Год назад у Василия, кой возле нее торгует, таких на двадцать тыщ наскупали!

Лежат теперь в коробке, триста штук магнитов. Для туристёров старалась Анка. А им нельзя, не едуть из-за хвори заморской. Весна и лето стали для Анки провальными в ее коммерции. С каждым днем коллеги ее все меньше на торговую приходили. В убыток работа швытко вертает с мечтаний о береге дивном к реалиям деградивным.

И вышла Анка уборщицей на полставки, хорошо взяли, поклон им. Сокращения ж всюду на заводах. Пришлось кисти-то убрать в сервант повыше, прикупить дорогущих перчаток, что поплотнее да не дырявились каждую неделю. Цельных четыреста рублёв отдала Анка, не считая трат на маски медицинские.

Завод требовал именно такие, а не хлопковые, ведь подписала Анка бумагу. Сёмым пунктом значилось в оной, маски положено каждые два часа менять, о чём рупор без устали напоминал по говорильне динамиков.

Посчитала Анка свою коммерцию и пришла к выводам печальным, шо на масках от заработной платы достатна на коммуналку будет, да на два кило гречи.

А как ими кормиться-то полный месяц!?

Нееет! И потому Анка жила по принципам Щедрина «строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Хто ж она такая, чтобы с классиком-то спорить?

Купила Анка две маски в разной упаковке, да как порядочная меняла то одну, то другу. Каждые два часа. Проводить она пыталась сие действо на обозрении. Как увидит хто в юбке черной, да белой рубахе из манагеров, торопилась, да сменивала маску! В уборной использованную Анка аккуратно распрямляла, да в упаковку запихивала.

Видала Анка, читывала, як в Европах и в Московии теперча жить свободный люд заставляют. Сплошь стенки между навозводили, кои народ рубал-рубал веками, этим все не иметься. При любой оказии найдуть с какой стороны обернуть в целлофаны, да рожи с зырками перебинтовать гражданам, шоб не видели многого, да не кажевали лишнего.

На простой земле и люд простой, по Щедрину жить не разучился. Генетическая память она ж кровь наследственная. Всяк найдет выход, ежели русскому выжить надобно.

Анка любила свою Родину. И Клавдевасильна, и Зинаида, и Гхалка, и Василий. Жизнь была для них простой и понятной, а усложнять её думами разными, не их полета занятие.

Прошел год.

Наступило лето две тысячи двадцать первого. Белоснежные «Львы Толстые», «Пушкины» и «Достоевские» вновь начали фрахтоваться в порту. Белые панамки скупали у Василия новинку – разрисованные тканные маски супротив хворей.

Восхищались покупатели талантом художника, что запечатлел красоты России на двадцати квадратных сантиметрах матерчатого хлопка. Хвалили детализацию, силу кисти и настроение.

Василий отнекивался, а позжее перестал объяснять, мол не его работы, а Анки Трошкиной! Она сею красоту малевала!

Смотрели на Василия в телевизоре и соседи Анки по дому с огородом, да головами раскачивали. Дивились красотой, будто б не кистью, а иглой какой вышивала Анка по марлевкам, да хлопкам. Вот и заметили ее, одарили вниманием! Одна Галка слезы растирала, да выключала новости об Анке.

Не подругу она видела в углу с фотографией над дикторшей, а раздавленного спешащей масонской поступью муравья.

К осени, на окончание торгового сезона, снес Василий Анке весточку-то на могилку, рассказал, як белые панамки в охотку все лето скупали завещанные ею маски. Як репортеры фотографировали, да горделиво каживали на весь мир об Анке.