Несчастная Писанина - [15]

– Да, проходите, – кивнул Юрий Борисович, грозно зыркнув на медлящую Катерину. Стоило ей оказаться за порогом, а белому облаку внутри кабинета, в замочной скважине еле слышно повернулся ключ. Лана услышала, мысленно его поблагодарив.

Девушка села на смотровую кушетку, бросив взгляд на окно, – вы не могли бы закрыть жалюзи, Юрий Борисович.

– Окна выходя в лес. Не бойтесь, вас никто не увидит.

– Из-за света, – она повернула к нему голову, – у меня ожег роговицы.

– Откуда? – хирург быстрым шагом подошел к окну, закрывая просветы солнечных лучей. Он включил настольную лампу, погасив верхнее освещение.

– После… пустыни Намиб. Провела в песках несколько дней. С тех пор больше не могу смотреть на солнце. – Как только в кабинете стало темно, она подняла с глаз очки.

– Что вы делали в пустыне? – Врач наматывал ей на предплечье воздушный рукав тонометра.

– Если я расскажу… мне придется вас убить. – Она вскинула серые глаза, широко ему улыбаясь. Рука пульсировала от притока крови.

– Давление в норме. В карте указана жалоба на пулю из… их правда 68?

– Было. – Лана повернула голову, указывая взглядом себе за спину. Хирург обошёл кушетку. Он увидел пару шрамов недалеко от шеи, когда она скинула волосы с плеч. Быстрые движения дернули ленты бант и сарафан опустился по телу Ланы до пояса. Спереди она обхватила себя вокруг груди руками. Юрий Борисович рассматривала такое нехарактерное ранение для молодой девушки. Если бы был включен свет… если бы эти шрамы увидела Катерина… он был рад, что ничего этого нет. Даже забыл надеть латексную перчатку, прикасаясь холодными пальцами к вздымающимся буграм красной кожи в центре.

– Как вы выжили? Выстрел с близкой дистанции дробью. 5,5 миллиметра. В заряде было минимум сотня. – Он опустился на корточки. Судя по различию шрамов, девушку штопали две разные пары рук.

– Вы разбираетесь?

– Как… любитель.

Прохладные руки врача вздымали мурашки на ее загривке. Когда он говорил, Лана чувствовала теплоту его дыхания меж вспаханных лабиринтов, оставленных дробью. Развернувшись вокруг себя, перекинув через кушетку ноги, теперь Лана оказалась к нему лицом. Точнее ее грудь, пока он продолжал сидеть на корточках.

– С этой стороны моя кожа ровнее. – Она взяла его руки, сплетаясь с ним пальцами. Продвинувшись по шершавому кожзаму кушетки, лицо Ланы замерло в сантиметре от его губ. Он вдохнул запах ментола с ее волос, но расцепил руки и отвел глаза.

– Кто ты? – сделал он шаг назад, – что тебе нужно?

– Какая разница, кто я.

– Ты пришла… чтобы убить меня?

– Возможно, – раздвинулись ее губы в насмешке. – Раз ты все знаешь, не будем тянуть. – В ее руке мелькнул скальпель. – Один надрез артерии и кровеносное давление все сделает само.

– Я не виноват, Лилиана. – Он перестал пятиться. – Я их не трогал, никого не уродовал! – крикнул он. – Всегда знал, что Варшавин подошлет кого-то… Где он только нашел такого киллера, как ты? На, режь! – хирург подошел к девушке. Он схватил ее руку, прислоняя скальпель к правильному месту. – Эти шрамы на тебе… настоящие. Если ты такое пережила… – Он понимал, что спастись у него нет шанса. – Если должна, убей! – он надавил скальпелем до первой крови, сжимая ее запястье. Сейчас Лана могла убить его тридцатью разными способами. Она медлила. Впервые она размышляла про свою цель. Её пальцы разжались. Скальпель звонко ударился о белую плитку кабинета. За ним следом рухнули два тела.

Два живых, горячих тела, сплетенные единой энергией, всепоглощающей, необузданной, животной силой, когда забываешь «кто ты». И Лана позволила себе забыться. И пока она «не помнит»… хирург будет дышать.

В дверь кабинета кто-то стучал. За окном опустились сумерки. Возможно, где-то на планет начались и закончились пара войн.

Дверь кабинета хирурга неслышно распахнулась. Девушка в белом сарафане и солнцезащитных очках юркнула к пожарной лестнице. Лишь пара бурых точек за ее ухом засвидетельствовали ликвидацию.

Рассказ одиннадцатый. Бабулец

– Труп?.. – пожилая дама с широким лицом и уложенными по окантовке кудрями, уставилась в спины прохожих. Ее интеллигентное воспитание не позволили ломиться напролом через тугую стену зевак.

– Отпадно! Трупак посреди роллердрома в Филях! – ответил молодой прокуренный голос. Для женщины осталось загадкой, как он ее услышал? Ведь, вроде, глухой. Из ушей торчат слуховые аппараты с проводками. – Скорее зафотать надо и продать в новостыне стримы! Кучу бабла срублю! – сутулый парень вытащил из кармана порванных штанов черный прямоугольник и начал водить пальцами по гладкой поверхности.

– Не сочтите за труд, молодой человек, опишите, что вы видите? – Женщина надеялась, что ее случайный собеседник не слепой. Массивные черные очки закрывали половину его лица. Они были странной формы, будто обрубленная маска сварщика.

– Зачем, вам, бабулец? Идите себе, семки и лясы точить! – хмыкнул парень, но все же ответил. Уж слишком настырно бабуся сверлила его взглядом. – Рожа у трупа перекошена! В рвоте весь! Интересно!?

Женщина хоть и была преклонного возраста, но отличалась острыми умом. Вот только понять лепет нависающего над ней сутулого оборванца у нее не получалось. «Огурец»… сказал он, нет «бабулец» вроде… «Стримы», «роллердром», «скейт». Этих слов в ее лексиконе не было. Какой примитивной форме жизни принадлежит этот жаргон?