Несчастная Писанина - [11]

– Там… там что-то есть… Я что-то… увидел? – покравшись на четвереньках обратно к кривой бумаге, я коснулся ее пальцем. Стер не больше сантиметра грязи. В самом уголке. Это было он…! Клянусь, я точно увидел ЕГО! Как в энциклопедии цветов, которую выучил наизусть.

«Красный» – цвет крови, любви, сердца, клубники, помидор. Так значит выглядит моя кровь… и любовь тоже…

Глаза привыкали, и я осмелился стереть еще немного пыли. То, что оказалось на полотне в энциклопедии цветов описывалось так. Цвет травы, елки, лягушки, лайма.

– Лайма… – произнес я, оглядываясь на серые метелки сосен.

Согнутый локоть очистил добрую половину картины. Оранжевые апельсины, желтое солнце, синее море, коричневая земля, голубое небо. Меня ослепляли новые и новые блики. Мое красное сердце стучало у горла. Я водил пальцами по полотну, пытаясь почувствовать цвет, пропустить сквозь душу.

Я только что дотронулся до зеленого и вытер руки о пыльную рубаху. Не знаю, как это случилось, но серая ткань впитала цвет полотна. Попробовав снова, я коснулся синего на картине и ткнул пальцем в небо… А дальше… дальше я не знаю, как мое бедное красное сердце не разовралось…

Я лежал на зеленой траве, смотрел в синее небо с желтым солнцем, оранжевыми облаками. Над головой кричали красные птицы. Розовые цветы склонялись надо мной, нашептывая голосом ветра. Жаль, я не знаю языка цветов.

Мои пальцы не переставали ерзать по полотну. Все вокруг стало иным. Новым. Волшебным. Особенным. Моя жизнь наконец-то обрела смысл! Я никогда не был счастливее, чем сейчас!

– Привет! – окрикнул меня женский голос. – Что это ты делаешь руками? Дирижируешь?

Я поднял голову. Сначала увидел белый подол широкой юбки. Потом серую кожу. Бесцветное лицо с потухшими глазами.

– Ты такая… серая. – удивился я. – Что ты видишь? Скажи? Какого цвета небо!?

– Странный вопрос. Такое же, как всегда! Бесцветное. Почти белое, а вон там градиент с отблеском графита. Наверное, дождь пойдет.

– Как серое!? Ты что, не видишь!? Я его раскрасил! Оно голубое, синее, лазуревое с нефритовыми облаками возле горизонта!

– Да ну тебя… – отвернулась девушка.

– Постой! – подскочив на ноги, я догнал ее. Коснувшись на картине красного, протянул к ней руку, – не бойся.

Моя ладонь опустилась ей на грудь, прямо над сердцем. Оно вспыхнуло красным. Кровью, клубникой, любовью и помидорами.

– Посмотри сейчас вокруг! Обернись!

Девушка опустила руку поверх своего сердца. Она подняла глаза на меня и сразу в небо. Начала оглядываться, озираться, кружиться. Я видел ее улыбку. И слезы. И не понимал смеется она или плачет?

– Ты видишь какая красота! – я схватил ее за руки, кружась вместе с ней. – Этот мир может быть ярким! Я научился разукрашивать его!

Девушка щурила глаза. Она закидывала назад голову и хохотала, – лучше этого мира нет больше ничего! Я любою его! Люблю эту жизнь!

Я не мог оторвать глаз от ее полыхающего алого сердца. Расцепив руки, мы повалились в траву.

– Ты увидела… теперь ты тоже счастлива!

– Все-таки ты очень странный! – перестала она смеяться. – Не знаю, что ты хотел мне показать! Я увидела то же, что всегда. Дымчатые облака, молочные небеса, смоляных птиц на снежных кронах, исписанные мелом побеги травы на вороной земле! Гармония, чистота, равновесие! Ты прав, этот мир прекрасен!

– Подожди… нет! Я изменил его… и твое сердце тоже!

– Знаю. Ведь сразу, как только увидела тебя, поняла, что нашла любовь…

– Это не любовь, это все картина! Смотри! – я показал ей полотно, – скажи еще, что оно черно-белое! Ну!?

– Какая восхитительная картина! – кивнула девушка. – Бесконечность оттенков монохромности впечатляет!

Выдохнув, я отвернулся. – Ты не видишь того, что вижу я.

– Потому что мир не изменился. Ты стал смотреть на него иначе.

– Твое сердце пылает алым, но ты не видишь.

– Ты останешься? – спросила она.

Я ушел. Мне никогда не будет достаточно ее серости. Она никогда не увидит мои цвета. Она забрала мое алое сердце, я ее – графитовое.

Рассказ седьмой. Большое маленькое счастье

Год назад я познакомилась на работе в консульстве со будущим мужем Хенриком. Когда его контракт закончился, мы переехали в Швецию, пожить годик в Стокгольме.

Душа тянулась к прекрасному, и я вышла на работу экскурсоводом в музей группы АББА. Поп группа семидесятых, которая за десять лет существования изменила музыкальный мир Скандинавии, продав триста пятьдесят миллионов копий дисков.

Музей позволил мне превратить пустующее помещение в стилизованный временем диско-зал. Когда мы с группой туристов попадали внутрь, над головами зажигались звезды вселенной диско шара. Звучали популярные хиты. Туристы начинали танцевать и подпевать словам известных песен.

Февраль. Выпало еще больше снега, чем вчера. В России снег хрусткий, звонкий, общительный. В Стокгольме такой же, как горожане. Давишь его, он молчит. Не поддается. Держит нейтралитет, заметая следы вмешательства свежим сугробом.

Розовощекие с мороза туристы в фойе сдавали пуховики и шубы, спрашивали про туалет и можно ли делать фото. Я ждала, пока пройдет возбужденная суета и мы сможем начать экскурсию. Только группа моя не торопилась. Подружки блондинки уселись в одно кресло, согнувшись над телефонами. Мать зачитывала сыну-подростку путеводитель. Супружеская пара, скрестив руки, поглядывала на часы.