Несчастная дуэль - [31]

Когда все кончилось, она была смущена. Я уже не ласкал ее. Она глядела на меня, робко улыбаясь. Лицо ее показалось мне вдруг глупым. Смущение быстро, с каждой минутой овладевало ею все более и более. Наконец она закрыла лицо руками и стала в угол, лицом к стене, неподвижно. Я боялся, что она опять испугается, как давеча, и молча ушел из дому».

Через несколько дней девочка повесилась; понятно, никаких свидетельских показаний она дать уже не могла, зато нашли молодую даму, оказавшуюся в тринадцать лет в подобном же положении, и ее описания дают представление и том, что могла переживать и бедная Катюша Маслова.

«У меня в глазах помутилось. Чувство горького одиночества, ужасной обиды вдруг охватило меня, и кровь сначала как будто вся хлынула к сердцу, а потом горячей струей бросилась в голову.

Я опустила портьеру и побежала вон из комнаты. Я слышала, как застучал опрокинутый мною нечаянно стул.

- Это ты, Соня? - окликнул меня встревоженный голос сестры. Но я не отвечала и не останавливалась, пока не добежала до спальни на другом конце квартиры, в конце длинного коридора. Добежав, я тотчас принялась раздеваться торопливо, не зажигая свечи, срывая с себя платье, и полуодетая бросилась в постель и зарылась с головой под одеяло. У меня в эту минуту был один страх: неравно сестра придет за мной и позовет обратно в гостиную.

Еще не испытанное чувство горечи, обиды, стыда переполняло мою душу, главное - стыда и обиды. До сей минуты я даже в сокровеннейших моих помышлениях не отдавала себе отчета, как это может быть на самом деле.

Хотя мне и было всего 13 лет, я уже довольно много читала и слышала о любви, но мне все это представлялось иначе - мне только снилось иногда, что он, какой-то неведомый принц, берет меня на руки и уносит в какой-то шелковый шатер.

„И вдруг, разом, все, все кончено!“ - твердила я с отчаяньем и только теперь, когда уже все казалось мне невозвратно потерянным, ясно сознавала, как я была счастлива всего несколько минут назад, а теперь, Боже мой, теперь!

Что такое кончилось, что изменилось, я не говорила себе прямо; я только чувствовала, что все для меня отцвело, жить больше не стоит!»

Cреди документов, приобщенных к так называемому «Подлинному военно-судному делу», среди показаний свидетелей (забуду ли я то раннее февральское утро, когда подписал протокол № 17, рука у меня дрогнула, и вместо размашистого росчерка перо уперлось в рыхлую бумагу, оставляя дыру и кляксу в виде тени буквы «а») попадались и курьезы. Скажем, список, сделанный неизвестным доброхотом, сравнившим текст двух поэм - «Царскосельский праздник» и «Бригадирша», написанных еще в Пажеском корпусе и опубликованных сначала в III томе собрания сочинений, а потом в известном издании Н. В. Гербеля (Лейпциг, тип. Г. Петца) «Запрещенные и пикантные стихотворения Х**».

Впоследствии я сам сделал сравнение и выписал в основном целиком пропущенные строки (в круглых скобках обозначив вариант отечественного печатного издания).

«Царскосельский праздник»:

ст. 125 - И жопы плоские блядей

ст. 139 - (О белых) ляжках, круглых жопках;

ст. 155 - (Сожми) муде да стисни хуй!

ст. 158 - Пизды не щупай, жоп (не трогай)!

ст. 159 - Мать их в подпупие! (Тоска!)

ст. 100 - («Пустите! - ну!») - «Лихо подъебать!»

ст. 103 - Лежит на девке наш герой

ст. 104 - И вынимает хуй ядреный.

ст. 105 - Он палец в жопу всунул ей,

ст. 106 - Вцепился в титьку он зубами.

ст. 108 - «Ведь у тебя между ногами

ст. 109 - Не застрахована дыра!

ст. 110 - Возьми мой хуй и всунь проворно!»

ст. 115 - «Вставляй же!.. Ну, полез, довольно!»

ст. 116 - « - Какой огромный!.. ох! мне больно!

ст. 117 - Ой! тошно!» - «Врешь, ебена мать!»

ст. 118 - И скоро на подол рубашки,

ст. 119 - На брюхо, волосы и ляжки

ст. 120 - Из разъяренного хуя

ст. 121 - Струей сбежала молофья.

ст. 140 - Ты у меня подол обсерешь!

В качестве дополнений к «Бригадирше» были приведены только полностью отсутствующие строки:

81 - Манду до жопы раздерут

82 - И ядовитой молофьею

83 - Младые ляжки обольют.

Опубликованное позднее сообщение г-на Эшлимана, что почерк комментариев и возмущенных помет на списке, попавшем в «Военно-судное дело» о дуэли, говорит об авторстве Е. И. В., не выдерживает критики. Ни дневник, ни письмо вел. кн. Константину с описанием следствия и суда, где нет об этом списке ни слова, хотя приведены все сколь угодно важные подробности, ни сделанная уже в наше время графологическая экспертиза не дают оснований полагать, что нескромные юношеские стихи, прочитанные царем спустя полвека после их написания, возымели решительное воздействие на следователей, отразившееся на суровом и несправедливом приговоре. Сравнение завитков букв «т» и «г» в письмах царя и почерке автора приобщенного к делу списка, а тем более способ подчеркивания буквы «ш» позволил графологу убедительно утверждать, что настоящий автор ремарок на прискорбном списке до сих пор не обнаружен.

Увы, это не прибавило следствию лелеемой объективности.

Глава 4

То, что я, действуя почти бессознательно, собрал за четверть века множество сведений о Х**, открылось мне однажды, когда я, ожидая в семнадцати верстах от Усть-Илимска свой багаж, который переправлялся вслед за мной через реку, обремененную ледоходом, вместо человека с саквояжами, чемоданами, инструментами и прочей поклажей дождался дождя и ветра, вымок до нитки и на неделю оказался один на грязном постоялом дворе. Как выяснилось потом, бурная река снесла лодку с моими вещами вниз по течению, где мой человек слег после купания в ледяной воде; я не знал, где он, - мне никто не догадался сообщить о его местонахождении. Прождав три дня, я впал в какую-то прострацию: тщательно подготовленная экспедиция срывалась, кажется, окончательно; две ночи я провел дурно и почти без сна, на третью мне стало чудиться, что сам я заболел и вот-вот помру. Я задыхался, мне не хватало воздуху, призрак милой Катеньки тревожил меня; «что, что я вам сделала?» - вопрошали ее глаза; я начал думать о своей жизни, и она представилась мне до того ничтожной, бессмысленной, что от обиды и несправедливости я чуть не заплакал. я стал думать о вещах, которые мне никогда раньше не приходили в голову: ну и что с того, что я сделал то-то и то-то и, если Бог даст, сделаю еще то-то, - мне скоро пятьдесят, мой организм разлагается, вот, вот, этот запах изо рта; я куда-то спешу, пытаюсь все успеть, тем временем уже давным-давно умираю и, даже если протяну эту ночь, умру завтра или послезавтра, пусть даже через десять-пятнадцать лет, но умру, исчезну, растворюсь навсегда, совершенно навсегда, меня больше никогда не будет. Что с того, что я успел или не успел что-то совершить, меня-то уже больше не будет; никакие мысли о загробной жизни не могли меня успокоить, для загробной жизни неважно, доделаю ли я описание Тянь-Шаня или не доделаю: господин Семенов мертв-с, окончательно, бесповоротно, и никакие его земные дела не способны отменить это обстоятельство. Сдохну как собака на постоялом дворе или в окружении плачущих родственников и благодарных учеников - весь мой мир, чудесный, искрящийся, наполненный, как торба старьевщика, мелкими и когда-то драгоценными вещами, подробностями, воспоминаниями, рассыплется в прах в одно мгновение - и это навсегда, навсегда. Боже мой, что же делать, как справиться с этой угрюмой тоской, так бесповоротно, словно ластик, стирающей какие-то чужие каракули с белого шероховатого листа?