Неруда - [210]

На собрании «кредиторов» он процитировал «Балладу о старом моряке». Сэмюэл Тейлор Колридж написал свою поэму, основываясь на эпизоде, который произошел на крайнем юге Чили и о котором рассказал в своих путевых дневниках Шелвок. Очертания Чили напоминают буревестника. Кредиторы, которым причитаются такие астрономические, ростовщические суммы — причем Латинская Америка не в состоянии их выплатить, — должны помнить, что история об убитом буревестнике, рассказанная в «Балладе о старом моряке», заканчивается вечной карой мореплавателю, который приказал повесить за шею птицу — вестника бурь.

Болезнь снова подступает. 27 июня 1972 года он присылает мне несколько строк:

«…я в ожидании своей участи. Завтра утром мне сделают прижигание. Обнимаю вас всех. Пабло».

С болью он добавляет: «Тяжело думать о смерти Чико». Речь идет о нашем общем друге, сделавшем фотографии к книге «Камни Чили», Антонио Кинтане.

175. Планы и возвращение болезни

По прошествии нескольких месяцев новый посланец отправляется навестить Пабло. Это Серхио Инсунса, министр юстиции в правительстве Сальвадора Альенде. Нам стало известно о рецидиве болезни. 5 августа 1972 года Пабло пишет мне из «Ла Манкели» — этим арауканским словом он назвал свой вызвавший столько толков дом в Нормандии:

«Серхио расскажет тебе о том, что я пошел на поправку в „Ла Манкели“. Как замечательно, что он оказался рядом и к тому же не без пользы. Серхио расскажет тебе о моих замыслах и о состоянии моего здоровья. Посылаю тебе свою последнюю, довольно-таки печальную книгу, плод болезни и жизни вдали от родины. Я хочу, чтобы увидело свет хоть одно из этих стихотворений, которые никому не известны».

Это — «Бесплодная география», в которой больной человек просит холод возвратить ему источник энергии, говорит о себе, что выжил чудом, и приветливо машет птицам. В этом же письме Неруда снова сообщает о трудностях и тяготах возвращения.

«Серхио расскажет тебе, почему даже думать невозможно о путешествии до ноября из-за неопределенного состояния моего здоровья, оно должно окрепнуть настолько, чтобы я перенес дорогу и поездку по стране. Отдых в „Ла Манкели“ пошел мне на пользу, однако бывали дни, когда я думал, что вот-вот снова свалюсь». У него одно утешение: «Омеро, точно почтовый голубь, приземлился в „Ла Манкели“. Мы ежедневно работаем над воспоминаниями. Нужно дополнить текст из „Крузейро“ так, чтобы получилась приличная книжка. Мы с Омеро веселимся от души и нахваливаем себя изо всех сил».

Несколько недель спустя Неруда и Матильда решают отправиться в Чили. В письме он по своему обыкновению объясняет все подробно, до мельчайших деталей. Один испанский поэт вспоминал, как одновременно показал свои стихи Гарсиа Лорке и Неруде. Первый сделал структурный анализ содержания и формы. Неруда, напротив, обратил внимание на лексику, в особенности на прилагательные, советуя убрать те из них, которые показались ему недостаточно выразительными, следуя словам Рубена Дарио, который говорил, что, если прилагательное не придает жизни, оно убивает. Письма Неруды всегда именно такими и были: конкретными и предельно подробными. Думаю, он правильно делал. Он не доверял нам из-за нашей неорганизованности. Он писал, как Хуан Сегура^{152}.

«ПОЕЗДКА. Мы с Матильдой назначили дату нашего отъезда, и ты узнаешь ее первый. Мы выезжаем 31 октября на итальянском пароходе „Эудженио К.“. 12 ноября пароход приходит в Буэнос-Айрес, где мы могли бы задержаться дня на два-три. Дату прибытия вы можете уточнить, связавшись со мною через Маргариту. Полагаю, что и дата прибытия, и то, что мне предстоит потом, должны быть продуманы как следует и решение сообщено мне заранее — нам нужно подготовиться. Как я уже сказал, мы подгадали свой приезд к предвыборной кампании. Надо хорошо продумать мое участие в этой кампании, чтобы оно было плодотворным и не слишком утомительным. Мне хотелось бы воспользоваться поездкой на Юг и провести несколько дней в какой-нибудь глуши, чтобы восстановить связь с землей. Вам решать, когда мне приехать, но думаю, что это должно быть до выборов.

Я отказался от поездок в другие страны. По правде сказать, не лежит у меня душа к этой суете и шумихе. Тем не менее я считаю, что моя поездка может оказаться полезной, а результат кампании меня очень тревожит. Хорошо бы ты написал мне обо всем поподробнее, перспективы наши мне не вполне ясны.

Мы с Матильдой обнимаем тебя, Элиану и Марину. Обнимаем также Лучо и всю семью, в том числе товарищей из руководства. До встречи. П.».

Он добавляет еще несколько конкретных указаний относительно переезда в Чили. И нечто более важное: он обязательно хочет повидаться с Сальвадором Альенде. Ему необходимо поговорить с президентом лично. Вот почему с вполне понятной тревогой он пишет мне 15 августа 1972 года письмо, в котором выражает свое беспокойство по поводу того, что они могут разминуться.

«В одной из здешних газет я прочел, что в конце октября Сальвадор Альенде отправляется в поездку за рубеж. Как ты знаешь, тогда мы уже будем на пути в Чили, хотим добраться до Буэнос-Айреса к 12 ноября. С одной стороны, как мне кажется, я должен приехать в Чили, когда президент будет на родине, а с другой, хотелось бы знать, собирается ли он в Париж. Тогда я обязан принять его в посольстве.