Неруда - [14]

Потом женщина снова ведет его за руку в соседнюю комнату. Позади них отец. В комнате две кровати. На одной крепко спит совсем маленькая девочка. Она точно в такой же рубашке, какую напялила на него сеньора, так странно выговаривающая слова. У девочки огромные ресницы. На этой большой кровати она похожа на темноголовую птичку, спрятавшуюся в белой-белой клетке. Видно лишь ее лицо и край плечика. Девочка спит, закусив уголок простыни. Одна рука — поверх одеяла, все ноготки у девочки обкусаны. По оконному стеклу барабанит дождь. Кто-то требовательно стучит в дверь, и сеньора идет в прихожую. Теперь маленькому Неруде совсем не хочется спать. И куда подевалась сеньора? Пока ее нет, мальчик спрашивает отца: «Почему она говорит не так, как мы?» «Потому, что она — каталонка», — отвечает отец. «Каталонка? А что это такое?»

Женщина возвращается в просыревшую комнату и говорит: «Сегодня ты будешь спать здесь, вместе с твоей сестренкой. Ты ее люби!»

Он вопросительно смотрит на отца. Тот молча отводит взгляд. А на другой день они уже не вдвоем, а втроем с сестренкой уезжают в Темуко. Всю жизнь Неруда спрашивал себя: «Это был сон?»

Но ни разу не спросил об этом ни у отца, ни у любимой мами́ки, ни, само собой, у Лауриты…

9. Друзья детства

В день своего шестидесятилетия Неруда рассказал нам, что на прошлой неделе у него в Сантьяго обедали три школьных товарища: Алехандро Серани, Висенте Сид и Альберто Арасена. Тремя мушкетерами их не назовешь, но они вместе росли на Юге, вместе учились в лицее в Темуко и вместе поступали в университет.

«Только благодаря светлой голове Серани, — признается поэт, — я и закончил лицей. Кто, как не он, решал за меня задачи по алгебре? А мне не удалось осилить даже таблицу умножения!» Странно ли это? Да нет… Абстрактное, логическое мышление совсем не вяжется с поэзией Неруды, земной, из живой плоти, столь далекой от мира цифр.

Встретив спустя полвека своих школьных приятелей, Неруда увидел, что́ делает с людьми всепобеждающее время и как по-разному выстраивает их биографии.

А впрочем, встреча прошла радостно, почти так же весело, как в далеком 1918 году, когда они в Темуко на свой страх и риск организовали футбольный клуб. Игроков в нем было раз-два и обчелся, и потому они его назвали «Клубочек».

Еще один его друг из Темуко, писатель Диего Муньос, рассказывает, что они с Пабло были в параллельных первых классах лицея. Диего жил в лицейском интернате и учился в первом «Б», а Неруда ходил в первый «А». Худющий, как спичка, Пабло был всегда сосредоточен, смотрел как-то прямо перед собой и позже всех вставал в строй, когда надо было идти в гимнастический зал. Диего Муньос уже тогда распознал поэта в этом узколицем мальчике, всегда углубленном в свои мысли. А может, прочитал в ту пору и его стихи?

Болезненного с виду поэта точно магнитом тянуло к приключениям. Вместе с приятелями он часами пропадал в Эскалерилье, где все желторотые юнцы города отстаивали свою честь кулаками. А еще они убегали к реке Каутин, воровали яблоки в школьном саду, отмахивали километры по железнодорожным шпалам, любили наведываться в окрестные деревни и знали наизусть каждый уголок на высоком холме Нъелоль. Там они с удовольствием выполняли домашние задания, собирали травы для гербария, ловили насекомых.

Неруда и его школьные товарищи, с которыми он гонял в футбол, подрастали на земле, где властвовали Дождь и Непролазная Грязь. Со временем эти подростки стали поэтами и литераторами одного поколения… Норберто Пинилья — вот кто еще меньше, чем Пабло, годился в спортсмены! — стал преподавателем испанского языка, работал в столичном Педагогическом институте и написал книгу о чилийской прозе и поэзии. Еще один его соученик, мальчик с длинным костистым лицом — Херардо Сегель, сын протестантского пастора, — тоже ударился в поэзию. Он получил диплом учителя, а позднее в Сантьяго написал стихи о реке Тольтен. Сегель одним из первых чилийских интеллигентов вступил в коммунистическую партию, а позднее стал членом Центрального Комитета. Он опубликовал несколько книг, в которых исследовал творчество хронистов былых времен, стремясь проследить истоки подлинной чилийской литературы. Одна из книг посвящена Эрсилье, другая — Пинеде-и-Баскуньяну^{14}. Сегелю принадлежит и сборник стихов «Распахнутый горизонт». При диктатуре Гонсалеса Виделы его раздавил грузовик… А было время, когда три молодых всадника отправились в арауканскую деревню Пильянльебун.

10. Первый поэт

Не раз отмечали, что Неруда рано приохотился к чтению, но с арифметикой был не в ладах. Возможно, это уже вошедшее в легенду утверждение несколько искажает правду. Чилийский писатель Гонсалес Вера уверял, что когда маленькому Неруде давали книгу, перевернутую вверх ногами, он читал ее очень бегло и в то же время с удивительной быстротой складывал любые числа, мало заботясь о правильном результате. Складывать, наверно, умел, но умножать нет. Рассказывают, что, когда Неруда, уже Исла-Негра, просматривал бумаги в очках, съезжавших на кончик носа, он нередко спрашивал с глубокой озабоченностью: «Лаурита, сколько будет пять на восемь?» Лаура Рейес глядела на него жалостливо, с укором, точно на самого незадачливого ученика Технической школы, где работала, и качала головой, не понимая, как можно столько раз спрашивать об одном и том же. «Господи, Пабло! Да сорок!» — со вздохом говорила она. История и впрямь забавная, но она свидетельствует о том, что Неруде, если он и не умел множить, да и вообще был лишен математических способностей, всегда кто-то спешил на выручку. Тогда еще не вошли в моду карманные калькуляторы. Будь они в ходу, как сейчас, поэт наверняка облегчил бы себе жизнь, купив калькулятор. Ведь с годами поэзия принесла ему не только славу, но и деньги, которые, хочешь не хочешь, надо считать.