Неру - [42]

Режим в тюрьме все ужесточался. Тюремные цензоры нещадно вычеркивали из писем то, что, по их мнению, относилось к политике. Узникам запретили получать газеты и журналы. Книги передавались только с дозволения дирекции тюрьмы. Питание ухудшилось, а получать продуктовые посылки с воли также запрещалось. Не разрешалось заниматься физическим трудом, хранить при себе деньги, «шуметь» и прочее, и прочее. Семерых заключенных, наиболее опасных с точки зрения дирекции тюрьмы, и в их числе Джавахарлала, перевели в отдаленный, изолированный барак. Власти, казалось, делали все, чтобы полностью лишить своих политических противников информации из внешнего мира, разобщить узников и если не сломить, то унизить их.

Джавахарлал не терял присутствия духа и старался с юмором воспринимать тяготы жизни в заключении. «Это послание получилось слишком длинным, — притворно сетовал он в одном из писем к отцу, — нашему надзирателю будет тяжело прочитать его. Я знаю, что он проявляет особый интерес к моим письмам. Кажется, на этот раз чтение утомит его!» У Неру были основания «сочувствовать» надзирателю-англичанину, в обязанности которого вменялось просматривать переписку заключенных. Этот тюремный цензор раздражался, когда заставал кого-нибудь из своих подопечных за чтением — занятием, как он считал, абсолютно никчемным. Однажды он не без гордости сказал Джавахарлалу, что последний раз держал книгу в двенадцатилетнем возрасте.

Поначалу Неру угнетало отсутствие сведений извне, но он переборол себя, заключив с горькой иронией, что в его положении лучше «пребывать в блаженном неведении». Ему было бы во сто крат мучительней слышать, читать о борьбе своих товарищей и вынужденно бездействовать.

31 января 1923 года, через восемь с лишним месяцев после ареста, тяжелые ворота тюрьмы вновь распахнулись перед Джавахарлалом. Его и еще 103 политических заключенных выпустили на свободу по амнистии, объявленной правительством Соединенных провинций. «Великодушие» властей, по мнению Неру, объяснялось просто: «Национальный конгресс не предпринимал никаких действий против правительства, а члены Конгресса были поглощены взаимными раздорами. Из известных деятелей Конгресса в тюрьме оставалось всего лишь несколько человек, и поэтому было решено сделать этот жест».

После трогательной встречи в «Обители радости» Джавахарлал засыпал отца вопросами. Но по мере того как Мотилал рассказывал подробности о политической ситуации в стране, о положении в Конгрессе, настроение Джавахарлала все больше портилось.

Теперь ему с горечью приходилось признать, что движение несотрудничества закончилось для индийцев поражением и виной тому было вовсе не волевое решение Махатмы о прекращении сатьяграхи. Ганди, пожалуй, интуитивно, да, именно интуитивно уловил тот момент, когда движение достигло какого-то рубежа, остановилось, дрогнуло и медленно пошло на спад. А другие руководители Конгресса? Знали ли они, постоянно говоря о сварадже, что это такое? Не были ли их представления о сварадже слишком расплывчатыми, приблизительными? Чувствуя за своими плечами десятимиллионную армию сторонников Конгресса, не самоуспокаивались ли они, не тешили ли себя иллюзиями о скорой победе над англичанами? Неру хорошо видел, что люди, из которых состояла эта армия, «в своей подавляющей массе не были достаточно сильны, чтобы продолжать борьбу в течение долгого времени, и, несмотря на почти всеобщее недовольство чужеземным господством и сочувствие к Конгрессу, у них не было ни достаточной твердости духа, ни организованности. Отсутствовала выдержка. Даже те, кто толпами шел в тюрьмы, делали это под влиянием момента, рассчитывая, что все это продлится очень недолго». Массы, не увидев результатов своей борьбы, выходили из Конгресса. Численность партии уменьшилась до нескольких тысяч членов. В руководстве Конгресса соперничали две группировки — сторонники перемен и противники их. Сторонники перемен образовали свараджистскую партию, которую возглавили Мотилал Неру и Ч.Р.Дас. Мотилал рассказал сыну, что свараджисты рассчитывают, завоевав большинство в законодательных советах, взорвать их изнутри, парализовать колониальный механизм управления и вынудить англичан предоставить Индии независимость. Против свараджистов выступили находившийся в заключении Ганди и другие лидеры Конгресса, продолжавшие настаивать на проведении прежнего политического курса, который предусматривал и бойкот законодательных советов.

Джавахарлал вспомнил, как летом 1920 года он предлагал Ганди применить тактику ирландских синфейнеров, которые победили на выборах в парламент, а потом отказались занять свои места в палате общин. Махатма сразу отверг это предложение, заявив, что подобные действия будут непонятны массам. «Быть избранными и затем отказаться занять свои места в законодательных советах — значило бы сбить массы с толку», — сказал тогда Ганди.

Теперь Джавахарлал был решительно против вхождения в законодательные советы, так как считал, что это неизбежно приведет к «тактике компромиссов и к постоянному сужению нашей цели».

Предприняв несколько безуспешных попыток сблизить свараджистов и сторонников Ганди, Неру занялся делами провинциального комитета Конгресса. Он по-прежнему считает несотрудничество единственно верным методом достижения независимости. Под руководством Неру конгрессисты Соединенных провинций собирают средства в фонд Конгресса, пропагандируют кхади. Особое внимание они уделяют организационной работе по укреплению рядов Конгресса. Джавахарлал, беспокоясь о том, чтобы разногласия между сторонниками перемен и их противниками вконец не ослабили партию, везде, где бы ни выступал, призывает к единству. Ведь только единая, сильная, хорошо организованная партия способна привести индийский народ к победе.