Нерожденный (Рождество Слотера) - [2]

***

- Все началось... да вот почти год назад, в канун Рождества и началось. Тебя, Ламар, я, помнится, как раз отослал разбираться с проблемами Эддарда Найлза, которого вовсю разыскивали люди маркиза О, чтобы доходчиво, обстоятельно и крайне болезненно изложить свои претензии относительно последней публикации.

Помню, был уже поздний вечер, и людей в здании "Хроник" почти не осталось. Я сидел в своем кабинете и с пером в руках вычитывал гранки очередного номера, когда в дверь постучали.

- К вам посетитель, м`сье, - просунув голову в кабинет сказал Эжен, наш старый наборщик и единственный порядочный лютецианин, какого я только знаю. - Из господ. Он говорит, что ваш друг и очень... настаивает.

Я отложил бумаги и заинтересованно посмотрел на него.

- Нетерпеливые друзья в столь поздний час? Это или беда, или большая сенсация, Эжен. А скорее и то, и другое. Что ж, пусть войдет.

И незваный гость вошел.

Признаться, я не сразу узнал его: шаркающая походка, опущенные плечи, согбенная спина. Ни следа от выправки и осанки.

- Иоганн, - сказал вошедший. - Я все удивляюсь, как хорошо ты сохраняешься для наших-то лет.

- Бенедикт?

Визитер слабо улыбнулся и сделал неопределенный жест рукой. Я поднялся и поспешил заключить его в объятья.

Бенедикт Уоррик, нынче больше известен граф Суззcкий, но я, да и твой отец, знали его просто как майора Уоррика. Наш полк тогда состоял из одного батальона, и все же командование посчитало нужным навязать полковнику Монро сразу двух майоров. Как водится, один оказался хорошим, а другой - изрядной сволочью.

Хорошим был Бенедикт.

Вояка из него вышел так себе, однако он старался быть справедливым, ценил своих людей и как мог о них заботился. Чином капитана я во многом обязан именно рекомендациям Бенедикта. Кроме того, он дважды выступал моим секундантом на дуэлях, зная, что при этом рискует своей карьерой. Из этого и выросла наша дружба.

Увы, в последнее время мы виделись редко.

Уоррик, человек по натуре тихий и непритязательный, предпочитал проводить время в своем имении в Суззе, подальше от интриг и соблазнов большого города, наслаждаясь провинциально пасторалью и наезжая в Ур лишь изредка, дабы лично проверить - не проворовались ли вконец поверенные и управляющие? Лишь полгода назад граф с семейством все же перебрался в метрополию, чему имелась своя причина - дочь Бенедикта начала входить в цвет, и (как шепотом жаловался он сам) супруга настояла: искать варианты для удачного марьяжа следует только среди столичных нобилей!

Застигнутый врасплох поздним визитом, я замялся, торопливо подыскивая в уме ритуальные светские фразы и дежурные воспоминания об армейских деньках, но Бенедикт избавил меня от ненужных расшаркиваний.

- Мне нужна помощь, Иоганн, - сказал старина-майор, крепко взяв меня за руку. - Очень нужна.

Так и подумал сразу! В конце концов, не брачное же объявление подавать он заявился практически на ночь глядя. Явно случилось что-то нехорошее.

Я с трудом подавил вздох.

Если граф Суззский вляпался в какую-то сомнительную историю, а мои журналисты ухитрились ее раскопать, мы оба оказывались в щекотливом положении. Отказать старому другу сложно, но в то же время я не отношусь к числу людей, способных закрывать глаза по знакомству. Это даже не личное, а профессиональное!

Одолжение здесь, одолжение там, и завтра будет просто невозможно издавать газету в таком городе, как Ур, где все, кто что-то значит, знают друг друга в лицо.

- Бенедикт, если кто-то из моих писак...

Уоррик, не дослушав, замахал руками:

- Дело не в них, мой друг. Вернее, не только и не столько в них. По правде сказать, сейчас я не знаю, за что больше опасаться: за репутацию моей семьи, или за ее безопасность. Иоганн, все дело в Олетте. Она...

Олеттой звали единственную дочь Бенедикта.

Поздний, практически уже нежданный ребенок, в котором граф и его супруга, леди Сесилия, просто не чаяли души. Последний раз я видел ее как раз полгода назад во время переезда семейства Уорриков в Ур. "На зимние квартиры", как бесхитростно сострил отставной майор. Девочка и в самом деле расцветала, так что волнения ее матери были вполне уместны и понятны.

И пусть Олетте не досталось писанной красоты ее бабушки, хорошая наследственность, живость ума и характера, а также неповторимая свежесть, свойственная лишь чистой юности, сообщали ей совершеннейшее очарование. Солидное же придание, равно как и титул отца, наследуемый первенцем мужского пола, обещали достойную партию и беззаботное будущее: с балами, официальными приемами, выходами в свет и выводком ребятишек, скрашивающих осень жизни.

Простые планы, нехитрый житейский расчет. Только если бы все продолжало воплощаться в жизнь, как задумали родители Олетты, Бенедикт Уоррик вряд ли стоял бы сейчас в моем кабинете с именем дочери на устах. И уж, наверное, не выглядел бы так, точно спал от силы пару часов за последние несколько суток.

Признаться, я не был удивлен. В отличие от папаши-Уоррика мне точно известно, что юные девушки склонны к сумасбродствам, продиктованным разгулом гормонов, ошибочно принимаемым ими за истинные чувства. Нет глупости, на которую не решится девица, втемяшив себе в голову, будто она влюблена по-настоящему. Вопрос в том, какая именно глупость выпала на долю моего старого армейского товарища.