Неразгаданные сердца - [20]

Когда двуколка скрылась из виду, Гален удалился в заросли, чтобы дождаться ночной темноты. Он благословил судьбу, найдя среди деревьев кочку, поросшую мягкой травой, и опустился на эту лесную подушку. Чтобы скоротать время, он принялся рассматривать маленький лоскуток неба, видневшийся сквозь листву. У него на глазах бледная голубизна вспыхнула румянцем заката.

Розовая дымка сгустилась до багрянца, а потом окутала горизонт густо-лиловой пеленой. Амисия всегда поражалась игре красок в природе. Она привстала на цыпочки, чтобы полюбоваться красотой заката сквозь просвет между зубцами башни. Это зрелище немного успокоило ее душу — впервые за двое суток, прошедших с того дня, как Гилфрей запретил ей отлучаться из замка. Сидя в четырех стенах, она едва не лишилась рассудка — этого, наверно, и добивался отчим.

Тряхнув тяжелыми кудрями, Амисия углубилась в созерцание заката, лишь бы отогнать прочь мысли о семейном деспоте. Здесь, в башне, она находила убежище, когда Темный Лорд держал ее под домашним арестом или когда шли проливные дожди. Связанный обязательствами по отношению к сюзерену, барон отправил большинство своих воинов сражаться в армии короля, так что замок почти обезлюдел. Только одинокий стражник стоял на куртине крепости, да больше и не требовалось. Вражескому отряду пришлось бы дожидаться отлива и передвигаться цепочкой по узкой косе среди открытого моря.

— Вот ты где! Мы тебя повсюду ищем.

Амисия удивилась, заслышав голос Келды, которая торопливо приближалась к ней в сопровождении Фаррольда — тот не отходил от нее ни на шаг, словно преданный щенок, если только отец не донимал его своими приказаниями.

— Твои разбойники ограбили аббатство! — возвестила Келда с видом праведного негодования; в ее тоне сквозили нотки самодовольства, ибо она предупреждала подругу, что сомнительные знакомства до добра не доведут.

У Амисии упало сердце:

— Мои разбойники? Напали на аббатство?

Она не могла поверить, что Гален воспользовался услышанным от нее рассказом о пожертвованиях, чтобы опередить сборщика податей и захватить наживу. Ее охватил озноб.

Чтобы не переступить опасную грань, Келда сочла за лучшее не заметить, с каким нажимом Амисия уточнила первое слово.

— Они ограбили Денби прямо за монастырскими воротами — отняли у него котомку с деньгами!

Амисия испытала несказанное облегчение; ее губы тронула мягкая улыбка. Быстро оглянувшись в ту сторону, где стоял начальник стражи, только-только заступивший на пост, она убедилась, что их не подслушивают, и поспешила опровергнуть несправедливые обвинения:

— Выходит, они не нападали на обитель, а отняли у Денби то, что он награбил у святых отцов. Вот увидите, разбойники вернут эти деньги.

Фаррольд был так поражен этим разговором о разбойниках — словно о старых знакомых, а то и друзьях, — что остался стоять с раскрытым ртом.

— Да что ты говоришь? — скептически переспросила Келда, не веря в благородство грабителей. — Впрочем, может, и вернут, если успеют: Темный Лорд приказал своим людям прочесать весь лес и поймать тех, кто нарушил мир и покой Райборна.

— Мир и покой! — насмешливо передразнила Амисия. — Мир, где властвует угнетение, голод и нищета, немногого стоит.

Только сейчас девушки вспомнили, что они не одни. Две пары глаз в отчаянии обратились на невольного свидетеля этого спора.

Фаррольд покраснел до корней волос. Девушки напрасно боялись обидеть его нелестными отзывами об отце. Пожав плечами, он смущенно произнес:

— Хоть он мне отец и наставник, мы с ним, почитай, чужие. Я ведь его почти не знаю. Пока меня не призвали в замок, мы и виделись-то всего один раз.

— Всего один раз? — хором переспросили девушки, не веря своим ушам.

— Всего один раз, — кивнул Фаррольд, — когда он приехал, чтобы забрать меня у приемных родителей и отвезти на обучение в замок Солсбери-Тауэр — там вместе с высокородными сыновьями королевских вассалов я постигал рыцарскую науку.

С этими словами юноша вдруг почувствовал страшную горечь самоуничижения: здесь, в чужом доме, в обществе двух живых душ, чье расположение стало для него несказанно важным, его захлестнули неизгладимые воспоминания о нескончаемых мучениях, которым он подвергался из-за своего низкого происхождения. Оскорбительные выпады ровесников не давали ему распрямить плечи; он так и остался переростком-пажом, а впоследствии — недотепой-оруженосцем, которого не брал на службу ни один барон. Да и посвящения в рыцари он добился не в награду за успехи в постижении воинской науки, а по милости короля. Он сознавал, что это закрывает все двери перед человеком, который должен зарабатывать себе на жизнь военным ремеслом. От этих мрачных мыслей лицо Фаррольда превратилось в застывшую маску, а глаза потухли.

Хоть Келда не могла догадаться об истинной причине такой перемены, от нее не укрылось страдание во взгляде Фаррольда. Ей сразу захотелось броситься на его защиту. Забыв о своей обычной осторожности, она шагнула к краю башни, поближе к юноше.

— Как же твои приемные родители позволили ему тебя забрать?

— Они обращались со мной, как с родным сыном, но не имели законного права решать мою судьбу. — Фаррольд встал на защиту тех, кого любил. — В жилах барона Гилфрея течет голубая кровь, а мои приемные родители были простыми крестьянами.