Неразгаданная - [45]
Господи, как здорово, когда люди не пытаются маскировать свои настоящие чувства под маску равнодушия, когда не надо доказывать, что ты сильный, путем игнорирования окружающего мира. Можно показывать слабости, потому, что ты и так сильный, и с ними… И ты не против, ты вместе с этим миром, этими огнями, этой надписью!!!
Я еду домой в такси, тратя последние деньги. Мне хорошо. Слегка пьяная, уставшая, смеясь, вспоминаю, как выпускники-хаёвцы решили совершить подвиг и, достав где-то старую ванну, поодевали каски, чтоб не разбить головы, уселись в нее втроем. Все остальные спускали эту ванну вниз по лестницам с девятого этажа. Сшибая плинтуса, врезаясь в стены, оставляя после себя внушительные дыры в перегородках, с дикой скоростью неслась вниз эта ванна, а мы бежали за ней следом и криками желали сумасшедшим выпускникам славы и актуального в такой боевой обстановке бессмертия
Подъезжаем к моей Державинской. Возле подъезда сидит кошка, глаза горят ярко-зеленым. Та, плохая внутри меня смеётся: “Зеленый — значит можно… Если бы у женщин в темноте тоже светились глаза, они могли бы подавать сигналы. Если горит зеленым значит “бед, бед, бойс, кам он ми”. Если красный, значит “да пошел ты!!!”, а если желтый, значит… Что же это значит?” Но нынешняя я прогоняю все эти пошлости. Обиженно заскулив и заявив, что у меня совсем нет чувства юмора, прежняя я испаряется.”
Дмитрий отвлекся. Читая эти дневники, он стал казаться себе маньяком, подглядывающим сквозь щелочку в женской бане. Дмитрий понимал, что видит отнюдь не всю картину, лишь столько, сколько позволяет ему объем этой самой дырочки в чью-то душу. Ему хотелось знать все, ох как хотелось… Из этих измятых тетрадок он получил количество эмоций, вполне достаточное для того, чтоб сродниться с автором. Он проклинал Риориту, ленившуюся записывать каждый свой день подробно, ему было ох как важно объективно увидеть всю картину происходящего в жизни этой девчонки. Вдруг вспомнилась недавняя шутка Володьки:
— Слушайте, да прекратите вы резаться в Дум, эта какая-то совершенно садистская игрушка, — Леночка-бухгалтер однажды высказала свое мнение о любимой компьютерной игре Володьки.
— Ну, красавица, а мультики Том и Джерри, которые ты ежедневно ставишь своей дочери, это разве не садистские штучки?
— Но там ведь зритель, как бы непричастен. А здесь ты собственными руками стреляешь по этим чудовищам и режешь их на части, сам убиваешь.
— Так это же здорово!!! А твои Том и Джерри — это какое-то развитие у детей страсти к подглядыванию. Вот и растим извращенцев.
Димка ухмыльнулся. Он одержим страстью к подглядыванию… Хватит. Пора всё же приступать к действиям. Разыщет, расспросит, поможет в случае необходимости…
Он просматривал эти тетрадки уже много-много раз. В каждой из них с одной стороны шли дневниковые записи, с другой — стихи. Как будто действительно в этой девчонке жило два разных человека. С одной стороны — эгоистка, торговка наркотиками, проститутка, до крайности меркантильная особа, с другой — начитанная, чувственная, ранимая и подраненная поэтэсса.
На высоких каблуках, по макушкам
У упавших, ты проносишь на руках,
Всех покинутых, ослабших,
От натуги мышцы рвешь,
Пробиваясь через стену,
Но, споткнувшись, упадешь,
И покинешь эту сцену,
Ну а те, кого тащил,
Приподнявшись отряхнуться,
И, как ты их научил,
По спине твоей пройдутся.
Откуда у маленькой, семнадцатилетней девчонки, которую растил сначала чахлый провинциальный городишко, а потом мерзкая среда бандитов и наркоманов, могли рождаться такие мысли? Дмитрий не мог понять этого, и уже готов был согласиться с Ритой, что северные провинциалы — интеллигентнейшая, начитаннейшая публика, и что киллер-Сашенька, предавший в конце концов Риту, вполне способен многому научить, и что наркоманы-музыканты, действительно интереснейшие личности.
Дмитрий вышел из кухни и отправился курить в ванную. Это был своеобразный ритуал ежевечернего обкуривания квартиры, покурить надо было и в туалете, восседая на родном домашнем горшке (для любого много скитавшегося в свое время человека собственный домашний унитаз становился святыней), обкурить нужно было ванную, кухню и в конце концов, уже засыпая, комнату. Александра сначала возмущалась, пыталась отучить мужа от этой привычки, но потом смирилась. Дмитрий с наслаждением затянулся и погрузился в собственные воспоминания. “Из Ритиных мыслей перехожу в себя. Из чужой жизни в собственную. Все мы так. Воспринимаем мир лишь в проекции на собственные воспоминания…»
Впервые с этими тетрадками Дмитрий познакомился недавно, находясь в командировке. Тогда он приехал в Харьков по делам фирмы. В который раз в Харьков… Приехал он на две недели и полдня провел в агентстве по недвижимости, где млеющая от его комплиментов юная дамочка, похожая чем-то на откормленную домашнюю кошку, пыталась найти хоть одну квартиру, сдающуюся меньше, чем на полгода. Нашла. Дмитрий заплатил нужную сумму и договорился через час встретиться с хозяевами на троллейбусной остановке. Хозяином был смуглый, подвижный парнишка лет двадцати восьми.
— Вы Дима?
…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.
Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.
Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.
В молодежном театре «Сюр» одна за другой исчезают актрисы: Лариса, Алла и Ксения. Все они претендовали на главную роль в новом спектакле. Интересное дело, как раз для детективного агентства, которое занимается нестандартными расследованиями. Но главный сыщик Георгий страдает ленью и «звездной болезнью», и за дело берется его невеста Катя Кроль. Ей удается выяснить, что Лариса и Алла были влюблены в одного и того же человека. А что, если это как-то связано с их исчезновением? Неожиданно Ксения возвращается сама и просит Катю никому не говорить о том, что расскажет ей…
Иронический детектив о похождениях взбалмошной журналистки. Решившая податься в политику бизнес-леди Виктория становится жертвой шантажиста, с которым встретилась в Клубе знакомств. Тот грозит ей передать в прессу фотографии, компрометирующие начинающую политикессу. А это, понятное дело, не то, что ей нужно в начале карьеры на новом поприще. Однако негодяй не знает о том, что у Виктории есть верная и опасная подруга — предприимчивая журналистка Катя Кроль. Виктория просит Екатерину разоблачить негодяя, но уверенной в себе барышне придется столкнуться с непростым противником…
Вторая книга цикла "Русская красавица". Продолжение "Антологии смерти".Не стоит проверять мир на прочность — он может не выдержать. Увы, ни один настоящий поэт так не считает: живут на износ, полагая важным, чтобы было "до грамма встречено все, что вечностью предназначено…". Они не прячутся, принимая на себя все невозможное, и потому судьбы их горше, а память о них крепче…Кабаре — это праздник? Иногда. Но часто — трагедия. Неудачи мало чему учат героиню романа Марину Бесфамильную. Чудом вырвавшись из одной аферы, она спасается бегством и попадает… в другую, ничуть не менее пикантную ситуацию.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.