Нераскрытая самость - [37]

Меня вдруг осенило, что мой сон означал меня самого, мою жизнь и мой мир, противопоставленные теоретическим построениям, воздвигнутым иным, чуждым мне разумом сообразно с его собственными целями и задачами. Это был мой сон, а не Фрейда, и внезапно я понял его значение.

Я должен извиниться за это довольно пространное описание того затруднительного положения, в которое я попал, рассказав Фрейду свой сон. Однако это хороший пример тех трудностей, с которыми сталкивается всякий, кто занимается профессиональным анализом сновидений. Слишком многое зависит от индивидуальных различий между аналитиком и анализандом.

Анализ сновидений на этом уровне не столько технический прием, сколько диалектический процесс между двумя личностями. Если рассматривать его как прием, уникальность субъекта как индивида исключается, а терапевтическая проблема сводится к простому вопросу: кто будет доминировать над кем? Именно по этой причине я отказался от гипноза, ибо не желал навязывать свою волю другим. Мне хотелось, чтобы исцеляющие процессы проистекали из личности самого пациента, а не из моих внушений, которые имели бы лишь преходящий эффект. Я стремился защитить и сохранить достоинство и свободу моих пациентов, чтобы они могли жить так, как им того хотелось.

Я не разделял взглядов Фрейда, придававшего чрезвычайно важное значение сексу. Безусловно, секс играет существенную роль среди человеческих мотивов, однако во многих случаях он вторичен по отношению к голоду, жажде власти, честолюбию, фанатизму, зависти, мести или всепоглощающей страсти творческого импульса и религиозного духа.

Впервые мне пришло в голову, что прежде чем строить общие теории о человеке и его психике, необходимо как можно больше узнать о реальных людях, а не об абстрактной идее Homo sapiens.

4. Проблема типов в интерпретации сновидений

Во всех других отраслях науки допустимо применение гипотезы к обезличенному объекту. Психология, однако, неизбежно сталкивает нас с живыми отношениями между двумя индивидами, ни один из которых не может быть лишен своей субъективности или деперсонализирован каким-либо образом. Участники могут договориться о безличном и объективном подходе, но если предметом обсуждения является вся личность, два отдельных субъекта противостоят друг другу, и применение одностороннего правила исключено. Прогресс возможен только в том случае, если достижимо взаимное согласие. Объективность конечного результата может быть установлена только путем сравнения со стандартами, общепринятыми в социальной среде, к которой принадлежат индивиды. Кроме того, мы должны принимать во внимание их собственное психическое равновесие, или «здравомыслие». Это не означает, что конечным результатом должна быть полная коллективизация индивида, ибо это было бы самым противоестественным условием. Напротив, разумное и нормальное общество – это общество, в котором люди, как правило, расходятся во мнениях. Вне сферы инстинктивных качеств общее согласие встречается относительно редко. Несогласие служит своего рода движущей силой психических процессов в обществе, но не есть самоцель; в равной степени важно и согласие. Поскольку психология в основном опирается на равновесие противоположностей, никакое суждение не может считаться окончательным, если не принята во внимание его обратимость. Причина такого специфического подхода заключается в том, что не существует никакой опорной точки над психологией или вне ее, которая позволила бы нам сформулировать окончательное суждение о том, что есть психика. Все, что мы можем себе представить, находится в психическом состоянии, то есть в состоянии сознательной репрезентации. Выйти за пределы этого состояния – труднейшая задача, стоящая перед физическими науками.

Несмотря на то что единственная реальность – это индивид, некоторые обобщения необходимы, дабы прояснить и классифицировать эмпирический материал, ибо невозможно сформулировать какую-либо психологическую теорию или обучить ей, описывая отдельных людей. В качестве принципа классификации можно выбрать любое анатомическое, физиологическое или психологическое сходство или различие, если, конечно, оно носит достаточно общий характер. Поскольку здесь нас прежде всего интересует психология, мы воспользуемся психологическим критерием экстраверсии – интроверсии. Подробно объяснять эти термины нет необходимости, так как они давно стали общеупотребительными.

Это лишь одна из многих возможных классификаций, но она вполне подходит для наших целей, если мы стремимся описать метод и подход к пониманию сновидений как основного источника естественных символов. Как я уже говорил, процесс интерпретации состоит в конфронтации двух разумов, аналитика и анализанда, а не в применении некой заранее составленной теории. Разум аналитика характеризуется рядом индивидуальных особенностей, равно как и разум анализанда. Эти особенности выполняют функцию предубеждений. Нельзя считать аналитика сверхчеловеком только потому, что он доктор, владеющий теорией и соответствующими приемами. Он может только воображать себя таковым, если полагает, что его теория и техника являются абсолютной истиной, способной охватить всю психику в целом. Поскольку такое предположение более чем сомнительно, он не может быть до конца в нем уверен. Как следствие, его будут одолевать тайные сомнения в принятии такой установки, то есть в правомерности противопоставления человеческой целостности анализанда теории и техники (которые суть всего лишь гипотезы) вместо его собственной живой целостности. Только последнее можно считать эквивалентом личности анализанда. Психологический опыт и знания не более чем профессиональные преимущества со стороны аналитика, которые не позволяют ему оставаться в стороне от схватки. Он будет подвергнут испытанию точно так же, как и анализанд.