Непроходные пешки - [8]

Дальше было проще: саперы нашпиговали местность минами нажимного действия в два слоя, украсив обочины дорог и тропок, вошедших в военную моду минами МОН — направленного действия, их устанавливали в грунт, маскировали в кустарнике и лепили к стволам, пряча в кронах деревьев. Плотность минирования была такова, что отказались от систем дистанционного минирования. Штаб счел это излишним.

Пряча свой рост в мелком вьетнамском окопе, Егоров долго смотрел в бинокль за побоищем, потом с побелевшими глазами обернулся к молодому, яростно рванул Родиона за воротник формы: смотри и запоминай — сунул ему бинокль.

Китайцы сначала перли бодрым аллюром, влажная почва не давала пыли при взрывах маломощных противопехотных мин: просто пу — ум, крики и в плотной цепи на малое время возникала щель, ее споро заполняли набегавшие фигурки. Темп первой пехотной волны упал сначала до рыси, потом до шага, потом цепь остановилась и пехота стала залегать. Как чертики из табакерки выскочили то ли командиры, то ли политруки. Фигурки сначала махали руками, слышны были истошные вопли, потом стали стрелять. Цепь поднялась и медленно поползла в сторону вьетнамских окопов, то прилегая, то делая рывок, подстегиваемая пистолетными выстрелами. В этот момент их настигла вторая и третья волны пехоты, сколько непонятно — образовалась стадо и был уже не понять. На противоположном склоне и в самой низинке уплотнилась человеческая масса. Люди стреляли, вопили и толпа помалу прошла самое низкое место распадка и пересекла ручей, форсировав минное поле, обезвредив его под ноль, собственными подошвами.

Родион физической шкурой ощущал, что в этот момент происходит в дивизионе старых, добрых гаубиц М — 30, стоящих за их спиной километрах в семи: с НП дивизиона прошла команда «Пальма — два. Ог — гонь!» Родион краем глаза видел согнувшегося у стереотрубы советника командира дивизиона, лысоватого майора в грязном тропике.

На батареях командиры орудий споро пробежали глазами по бланкам записи стрельбы, старшие офицеры на батареях, видать, чирикали по вьетнамски, а может наши: иметь прицел 140, угломер 23–79, заряд — третий, взрыватель осколочный, трубка 91. Пальма — два! Зарядить! Ог — гонь! Отмашка… и нет спасения. Двадцатичетырех килограммовые чушки, с переведенными флажками с «Ф» на «О» вырвались из коротких стволов, разом осевших на станинах орудий и понеслись к рубежу неподвижного заградительного огня, в варианте «Пальма — 2», создавая максимальную плотность один снаряд на три погонных метра групповой цели.

Прим.: это читать долго, а на деле секунды уходят и начинают рваться снаряды.

Взрыватели без колпачков, установленные на осколки реагировали мгновенно при соприкосновении с любым препятствием на их траектории, будь это кустарник в низинке, будь влажный грунт вдоль ручья или человеческая плоть.

Кило восемьсот грамм тринитротолуола разрывали тела стадвадцатидвух миллиметровых снарядов из хрупкой стали, срезая до грунта кустарник, плодоносный слой почвы и…людей.

Уплотненный до твердости прессованного картона воздух, с встроенными во фронт ударной волны гаубичными осколками, срывал с людей одежду, раздевая труппы до нага, до кривизны коромысла выгибая винтовки, превращая бойцов китайской дивизии в желе, порубленное раскаленной массой осколков снарядов и обломками оружия и снаряжения.

Плоть и кровь превратились газожидкостное образование с вкраплением обрывков формы, мелких и крупных кусков почвы, эта взвесь накрыла низинку, как небольшое облако красногрязного цвета, сделав наблюдение невозможным.

Запах крови и осязаемая, видимая уже без биноклей смерть больших сотен людей поставила мозги многих набекрень и вьетнамские пулеметчики, что бы не свихнуться, открыли огонь без команды, сопровождая трассы ужасом и яростью, уменьшая амплитуду хора попавшего под раздачу.

Но неотвратимо и размеренно, снизу бурый смог пробивался очередными всплесками разрывов, калеча людей, добивая и убивая… звуковая картина поменялась: вместо регулярного грохота разрывов и гортанного мычания — стоны и вопли, как алые ручейки сливались в вой на одной ноте, только временами заглушаясь размеренным строенным буханьем близких разрывов и татаканьем пулеметов.

Очередные волны пехоты пересекая дальнюю границу зоны сплошного поражения и подпитывали местами гаснущий звуковой фон новыми голосами хора сопровождающего побоище.

В полном дивизионе, три гаубичных батареи, всего восемнадцать орудий, с интервалом в две секунды падало по три снаряда, равномерно распределяясь по фронту цели, с правого фланга к левому, ритмично и неотвратимо, как очередной поворот ручки мясорубки.

Российская артиллерия не знает колебаний и чувство жалости не применимо к ней, так было задумано, она или стреляет или готовиться.

Проходя мимо старых, отвоевавших свое, списанных, исполнивший свой долг, орудий некоторые склоняют головы, а кто — то опускает глаза. Обратите внимание. Опытному глазу язык жестов расскажет о многом.

Последняя позиция старых пушек — это не просто мемориал или окрашенная в камуфляж железяка. Это память… Она, эта вязкая штука многое делает невозможным, а что — то неотвратимым!