Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма - [92]

Семейные ценности «Синоптиков»

Травмированные сталинским опытом, современные левые чаще всего склонны напускать тумана вокруг деликатной темы насилия, как видно из фильма Роберта Редфорда «Грязные игры» (2012), в котором левые экс-радикалы сталкиваются со своим прошлым. Предельно упростив, можно сказать, что сюжет сосредоточен на недавно овдовевшем отце-одиночке Джиме Гранте, бывшем боевике выступавшей против войны во Вьетнаме организации Weather Underground («Погода в подполье» или «Синоптики»), который разыскивается за ограбление банка и убийство и в течение тридцати с лишним лет скрывается от ФБР в Олбани (штат Нью-Йорк), выдавая себя за адвоката. Когда его разоблачают, он пускается в бега, чтобы разыскать свою бывшую любовницу Мими, единственного человека, который может вернуть ему доброе имя, прежде чем ФБР поймает его, ведь иначе он потеряет все, включая свою одиннадцатилетнюю дочь Изабел. Поиски Мими ведут его через разные штаты, где он выходит на связь со многими бывшими «синоптиками»; наконец Джим и Мими встречаются в уединенной хижине на озере недалеко от канадской границы. Она по-прежнему увлечена целями «Синоптиков» и не сожалеет о своих действиях тридцатилетней давности, но Джим раздраженно отвечает ей: «Я не устал. Я повзрослел». Пусть даже он все еще верит в дело организации, он теперь стал ответственным семьянином. Джим просит, чтобы Мими сдалась и подтвердила его алиби ради его дочери Изабел: он не хочет бросать Изабел и повторять ошибку, которую они с Мими совершили тридцать лет назад, оставив свою общую дочь. На следующее утро Мими сбегает из хижины, чтобы уплыть в Канаду, но разворачивает лодку и возвращается в США, чтобы сдаться; на следующий день Джим выходит из тюрьмы и воссоединяется с Изабел.

Как язвительно выразился один обозреватель, «Грязные игры» источают ностальгию по тем временам, когда террористы были людьми, выглядевшими и одевавшимися, как мы, с узнаваемыми англосаксонскими именами. Тем не менее этот фильм достоверен в том, как он раскрывает – с почти нестерпимой болью – факт исчезновения радикальных левых из нашей политической и идеологической реальности. Оставшиеся старые левые радикалы – словно вызывающие сострадание живые мертвецы, рудименты другой эпохи, странники, не находящие себе места в чужом мире. Неудивительно, что Редфорд подвергся нападкам консерваторов за сочувствие к террористам. Этот достоверный аспект фильма (а также романа Нила Гордона, по которому он снят) проявляется не только в преимущественно сочувственном изображении бывших «синоптиков», но и, особенно, в замечательных деталях повествования, таких как длинные подробные описания жизни подполья (например, способов проверить, нет ли за тобой хвоста и уйти от возможных преследователей, или создать новую личность и т. д.).

Что касается самого движения Weather Underground, то нужно подчеркнуть, что «Синоптики» не стояли на стороне террора после 1968 года и не были ответственны за регресс политики, за ее сползание в Реальное грубого действия: их акции были направлены на разрушение зданий, а не убийство людей (ограбление Мичиганского банка совершила отколовшаяся группировка после формального роспуска «Синоптиков»). Их часто обвиняют в крушении левых в США, лишении их поддержки широкого спектра недовольных масс и даже в том, что ими манипулировало ФБР, но такая критика упускает суть. То, что «Синоптики» прибегли к насилию, было отчаянной попыткой отреагировать на неспособность организации SDS («Студенты за демократическое общество») мобилизовать людей и остановить войну во Вьетнаме. Иначе говоря, провал левых уже тогда стал очевиден: насилие «Синоптиков» было симптомом этого провала, его следствием, а не причиной. Если уж искать ошибки в деятельности «Синоптиков», то в самой их организационной структуре и практике. Например, «коллективы синоптиков» практиковали сексуальную ротацию: все женщины в них должны были заниматься сексом со всеми мужчинами, кроме того, женщины имели сексуальные связи с другими женщинами, поскольку моногамные отношения считались контрреволюционными. Дело не в том, что эта сексуальная практика была «слишком радикальной» – напротив, такой регулируемый промискуитет хорошо соответствует сегодняшней вседозволенности и страху перед «излишней» привязанностью. Считая, что они подрывают буржуазную идеологию, «Синоптики» в действительности просто закладывали основу ее поздней капиталистической стадии.

«Грязные игры» дают слабину, когда затрагивают этот аспект деятельности «Синоптиков», который наиболее проблематичен для нас сегодня: их решение встать на путь насилия. Хотя фильм явно симпатизирует леворадикальной идее, его основной тон – отвержение пути насилия в терминах взросления, перехода от юношеского энтузиазма (легко превращающегося в жестокий фанатизм) к зрелому осознанию того, что есть вещи вроде семейной жизни и ответственности перед своими детьми, которые не должны нарушаться никакой политической идеей – или, как говорит главный герой своей бывшей любовнице: «У нас есть ответственность помимо Идеи. У нас есть ребенок». При таком прочтении «Грязные игры» – это, как писали об одноименной книге Нила Гордона, «le roman des illusions perdues» («роман об утраченных иллюзиях»)