Неприятности на свою голову - [20]

– Ну и как он? – осторожно спрашиваю я, опасаясь задеть ее выражением слишком большой радости, а то вдруг они разругались?

– Пфф, – фыркает она, – совсем ребенок. У него полный беспорядок в мыслях... А кроме того, он большой бабник.

– Как это нехорошо!

Она бросает на меня взгляд сбоку, и на ее губах появляется улыбка.

– Кажется, вы тоже, – говорит малышка.

– Вы так думаете?

– Черт возьми! Вы же француз!

– Как вы догадались?

– По вашему произношению.

Девушка на секунду замолкает, мы делаем четыре с половиной шага, и она добавляет:

– Я очень люблю французов... У меня среди них много друзей...

Чем больше я на нее смотрю, тем больше убеждаюсь, что она не должна быть слишком несговорчивой. Она не из тех куколок, что зовут на помощь, когда начинаешь с ними детальный разговор.

Чтобы проверить, верна ли моя догадка, я беру ее под локоток. Она нисколько не вырывается, даже наоборот. Я прижимаюсь к ней сильнее.

– Спорю, Рибенс ухаживал за вами? – говорю.

– О! Он ухаживает за всеми...

– Он работает?

– Стажером у адвоката.

– И какую жизнь он ведет? Она не сразу понимает.

– У него есть любовница, – отвечает она. – Блондинка, которая его часто навещает.

Девушка описывает блондинку достаточно четко, чтобы я понял, что это Югетт Ван Борен.

– Других гостей у него не бывает?

– О! Еще сколько: девушки, приятели, с которыми он устраивает загулы...

– Какой тип! Вы никогда не видели у него высокого мужчину в плаще и в круглой шляпе? У него светлые топорщащиеся усы и необычные глаза.

Она пожимает плечами.

– Нет!

– Вы уверены?

– Еще бы! Мы живем под ним, этажом ниже...

– Мы?

– Мои родители и я...

Я невольно насупливаюсь. Я представлял себе, что малышка живет одна, безо всяких родителей, и уже строил планы на ближайшее будущее с ней.

– А! Вы живете с родителями? Жаль.

– Почему?

– Ну, я надеялся, что вы пригласите меня выпить стаканчик.

– Я бы с удовольствием, но... Вы понимаете? Я беру ее за талию, она по-прежнему не возражает. Чувствую, как вздымаются ее груди, и от этого в моем спинном мозге и нервных центрах происходит короткое замыкание.

Эта малышка просто сгусток энергии, честное слово! Мы останавливаемся в темном углу, и я жадно целую ее в губы, с одного раза стирая всю губную помаду. Она здорово целуется. Должно быть, научилась этому в своем кино: когда герой прилипает губами ко рту партнерши, она открывает глаза пошире.

Мы стоим в двух шагах от дома Рибенса. Она вынимает из кармана ключ, открывает дверь и заходит первой. Я следую за ней и закрываю дверь. Мы оказываемся в полной темноте.

Здесь можно проявлять фотографии, но я занимаюсь совсем не этим. Прежде чем она успевает нажать на выключатель, я ловлю ее за бюст и прижимаю к стене...

Лапание и новые поцелуи!

После таких дыхательных упражнений можно поступать работать ловцом губок.

Она вибрирует, как туго натянутая скрипичная струна. Волны ее желания совпадают с моими, они пересекаются. Поверьте, мы ведем свою передачу на одной волне.

Потом мы возвращаемся к реальности. Она устраняет беспорядок в одежде, как пишут в романах для хорошего общества. Термин очень деликатный, почему я его и употребляю: я питаю слабость к деликатности.

Доказательство? Вы никогда не увидите меня сморкающимся в шторы вашей гостиной или плюющим косточками от вишни в декольте дам.

Эта киска мне нравится, потому что идет прямо к цели.

Она слушается только своего инстинкта. Мы даже не знаем имен друг друга. Зачем нужны представления, если есть опьянение? Мы так разогрелись, что эта температура может разжечь Везувий.

Между нами говоря, таких лапочек надо использовать всего раз. Только не вздумайте выходить с ними на люди, иначе вам крышка. Они вцепляются в вас мертвой хваткой, и потом вы от них уже не отделаетесь...

– Это было чудесно, милый, – мурлычет она в темноте.

Я отвечаю ей взаимной любезностью:

– Мы безумно любили друг друга, мой ангел, и вы бросили меня в море наслаждения...

– Мы увидимся снова? – жадно спрашивает она.

Я мысленно напеваю знаменитую песенку:

"На небо, на небо, на небо...

Отправлюсь я однажды ее повидать..."

Мы увидимся в ином мире, где парни не думают о войнах, а девчонки не вертят задницей. Только на таких условиях я соглашусь еще раз встретиться с этим ходячим пулеметом.

– Завтра, – отвечаю я с легкой торжественностью.

Она на ощупь, если так можно выразиться, ищет мои губы.

Маленькая билетерша готова повторить сеанс.

– Ты мне нравишься, – уверяет она, как будто после такой демонстрации ее чувств у меня могли остаться какие-то сомнения.

– Ты мне тоже, – отвечаю я. – Мы квиты. Ну, деточка, давай подниматься наверх.

После жертвы, принесенной Венере, подниматься по лестнице очень непросто.

– Ты так спешишь меня покинуть? – спрашивает она голосом, слегка окрашенным меланхолией.

– Наоборот, я хотел бы провести рядом с тобой всю жизнь, но, если мы еще задержимся здесь, явятся соседи, и остаток ночи мы проведем в каталажке.

– Ладно... Подожди, я включу свет.

Она включает его, и это позволяет нам констатировать, что мы любили друг друга в пятидесяти сантиметрах от трупа Рибенса.

Глава 11

Ослепленный внезапно вспыхнувшим ярким светом, я его не сразу замечаю. Мое внимание привлекает окаменевшее лицо малышки Огонь-в-заднице. Я слежу за ее взглядом и вижу темную массу, лежащую на плитке коридора. Наклоняюсь. Бледное, бескровное лицо смотрит на лампочку остекленевшими глазами. Это Рибенс. Его голова наполовину отрезана великолепным ударом бритвы. Он потерял литра три крови, и мы, я и потаскушка, некоторое время топтались в ней. Ею покрыта наша обувь и забрызган низ одежды. Прямо как на бойне!