Неприступный Роберт де Ниро - [108]

34. На улицах Бронкса

17 августа 1993 года Де Ниро достиг некоей черты в своей жизни — ему исполнилось пятьдесят лет. Раньше кто-то говорил ему, что, когда он отмотает свои полвека, ему стоит бросить актерство и поработать по другую сторону кинокамеры. А на самом деле свой пятидесятилетний юбилей он встретил, напряженно трудясь по обе стороны от камеры…

Его личная жизнь теперь протекала в нечастых встречах с Умой Турман, после того как закончился бурный роман с Наоми Кэмпбелл. Наоми собиралась замуж за гитариста Адама Клейтона, и Де Ниро публично пожелал ей счастья. А что касается профессии, его участие в фильме «Жизнь этого парня», похоже, вновь пробудила в нем интерес к серьезной работе. Картина Майкла Кейтон-Джонса впервые за долгие годы дала возможность актеру дышать полной грудью, оборвав серию ролей, которые в лучшем случае были невыразительными, а в худшем — вообще незапоминающимися. Его студия «ТрайБеКа» была на подъеме, и Де Ниро больше не ощущал постоянной необходимости добывать деньги на эпизодических ролях. В год своего пятидесятилетия он решил делать три фильма друг за другом, и, кроме того, велись серьезные переговоры о нескольких других. Но, что самое главное, Де Ниро готовился снимать первый фильм как режиссер.

В свои пятьдесят Де Ниро все еще был в великолепной физической форме. Жесткий режим упражнений и самодисциплина и в этом возрасте держали его в такой физической форме, что ему мог бы позавидовать и человек вдвое моложе его. Годы лишь добавили драматизма его чертам. Единственным признаком возраста была, пожалуй, седина на висках, да и та лишь придала ему благородства. Но стрелки на часах творческого времени продолжали неумолимо двигаться, и Де Ниро остро чувствовал, что пора принимать следующий вызов.

«Я добрался до перекрестка, — замечал он. — Наверно, когда достигаешь определенного возраста, это заставляет задуматься. И если ты чувствуешь, что должен что-то в жизни сделать, ты решаешь наконец взяться за это. Тут — поворотная точка, перемена, которой тебе не избежать. И чего бы ты ни хотел от жизни, тебе надо теперь пошевеливаться, потому что время уже дорого. Ты начинаешь осознавать, что смертен. Надо ловить момент и делать то, что задумал. Я всегда хотел быть режиссером. Иногда за эти годы мне попадалась одна книга, другая, но я никогда еще ни с одной не начал по-настоящему работать. А тут я понял, что мне необходимо наконец что-то делать, а то я так и не успею начать».

«Бронкская история» первоначально представляла собой одноактную пьесу для одного исполнителя, написанную актером Чазом Палминтери. В ней он рассказывает историю своей жизни, как он рос на улицах Бронкса в Нью-Йорке. Ключевой момент пьесы — сцена, в которой ребенок становится свидетелем того, как застрелили человека. С Палминтери действительно произошел в детстве такой случай.

«Я сидел на крыльце нашего дома, а двое парней поссорились из-за места на стоянке. Один из них выскочил из машины, тогда другой застрелил его. Мой отец выбежал, схватил меня в охапку и утащил вверх по лестнице».

Этот случай был не единственным, когда Палминтери сталкивался с убийством на окрестных улицах. Как-то раз на углу он увидел припаркованную машину с застреленным местным уголовным авторитетом. Но тот акт насилия, с которым он столкнулся в детстве, стал в пьесе катализатором всей истории о борьбе за душу мальчика. Паренек, Калоджеро Анелло, привлечен внешним блеском жизни местного уголовного главаря Сонни. Его отец, Лоренцо, трудяга, водитель автобуса, тщетно пытается убедить сына в порочности легких путей в жизни. Ничего нет хуже зарытого таланта, внушает он сыну. Лоренцо черпает уверенность в себе не из-за оружия на поясе, а в ежедневном тяжелом труде во имя своей семьи. Как ни смешно, но Сонни хочет от Калоджеро примерно того же самого — чтобы тот усердно посещал школу и научился зарабатывать на жизнь. В конце концов Калоджеро обретает некие практические познания о жизни, извлекает выводы из бессмысленной гибели Сонни, из чего как бы следует, что свою собственную судьбу он устроит несколько более разумно.

«У нас в округе был один крутой боец, — рассказывает Палминтери о своем детстве. — Ему было всего семнадцать лет, когда он принял участие в чемпионате мира по боксу.

Ну, он проиграл, а на следующий день его нашли на крыше, он был мертв от лошадиной дозы героина. Они с моим папашей были приятели, отец некоторое время его тренировал, и эта смерть была для моего отца крайним выражением впустую растраченного таланта. Он вечно вбивал мне в голову: не трать понапрасну свои способности, не прожигай жизнь. Эти изречения он написал на картонке и повесил в моей комнате, и даже когда я вырос и переехал в свою собственную квартиру, я взял эту картонку с собой. Я не мог выкинуть картонку, это было бы святотатством. В подростковом возрасте я обожествлял «крутых» парней, живущих по соседству. Я во все глаза смотрел на них, беседовал с ними. Но каждый вечер отец повторял мне: «На курок нажать — много силы не надо. А ты попробуй каждый день ходить на работу и трудиться, чтобы прокормить семью — вот это по-настоящему круто. И требует настоящей силы духа». Представьте себе такое столкновение морали рабочего человека и мафии в голове подростка…»