Неприступный герцог - [101]

— Вот, — сказала она, протянув ему ребенка, прежде чем он успел отказаться.

— Что я должен сделать? — спросил герцог.

— Похлопать его по спинке, — ответила Абигайль. — Да посильнее, он же не хрустальный.

Уоллингфорд стоял у окна, похлопывал сына по спинке своей большой рукой, прижимая к себе другой. Его загрубевшие пальцы были покрыты загаром — как у настоящего работника. Он поднял голову и посмотрел на Абигайль, заставив ее колени задрожать. Его лицо тоже было покрыто загаром, как если бы под его кожей притаилось солнце.

— Ты уверена, что он получает достаточно еды? — хрипло спросил Уоллингфорд. — Он такой легкий.

— Ради Бога, посмотри на меня. Ты думаешь, он упустит свое? В нем уже двенадцать фунтов и девять унций, что вполне достаточно для двухмесячного ребенка.

Словно в подтверждение слов матери, Артур открыл ротик и громко срыгнул.

Уоллингфорд едва не выронил ребенка из рук.

— Святые небеса! Это он? — Герцог обеспокоенно посмотрел на свое плечо.

— Ну вот и славно, — сказала Абигайль, забирая ребенка и стараясь заставить руки не дрожать. Взяла полотенце с мужа. — А теперь мы его запеленаем и положим в колыбельку.

Леонора подошла ближе.

— Я все сделаю, Абигайль, а вы уложите синьора герцога в постель. Он выглядит как человек, проделавший долгий путь.

— Очень долгий, — эхом отозвался Уоллингфорд.

Уоллингфорд, взволнованный и потрясенный, шагал по знакомому коридору. Сквозь стекла в крошечных арочных окнах доносился шум праздника и буханье проклятой трубы. Камни древних стен слились перед глазами в одно расплывчатое пятно.

У него есть сын. Крошечный человечек из плоти и крови, зародившийся в чреве Абигайль от его семени во время акта любви. Его сын. Сознание ласкали слова «мой сын».

Уоллингфорд остановился, закрыл глаза, и взгляд темных глаз Артура проник в его душу, а его маленькая теплая головка тронула сердце.

Что-то сжало его руку.

— Тебе нечего сказать? — услышал он осторожный вопрос.

Абигайль, его законная жена, стояла рядом и крепко держала его за руку. От нее пахло молоком, теплом и воском свечей.

Уоллингфорд покачал головой, подхватил жену на руки и без слов понес ее по коридору в восточное крыло, где когда-то располагалась ее комната — в самом конце коридора. Уоллингфорд начал целовать жену, едва пнув ногой тяжелую дверь. Абигайль застонала и страстно ответила на поцелуй. Ее руки коснулись волос мужа, потом спины и вцепились в поношенную куртку. Уоллингфорд пошатнулся от такого неожиданного нападения, и дверь с щелчком захлопнулась за его спиной.

Губы Абигайль блуждали по его лицу.

— Ты вернулся, — прошептала она, и ее голос сорвался.

— А ты думала, не вернусь?

— Не знаю. О Господи, каждый день, каждую ночь я надеялась… — Абигайль замолчала и заплакала, уткнувшись в плечо мужа.

— Не надо, любовь моя. Теперь я с тобой. — Уоллингфорд осторожно поставил жену на каменный пол, не переставая при этом сжимать ее в объятиях. Он едва не задохнулся от восхищения, когда теплое тело Абигайль прижалось к нему. Он гладил жену по спине и волосам и шептал: — Конечно же, я вернулся, моя любимая жена, конечно же, я вернулся.

Руки Абигайль обняли его за талию, ее грудь прижалась к его торсу, едва не вываливаясь из выреза нелепого платья. Год назад он снял с нее точно такое же платье в лодочном сарае, когда луна заливала озеро серебристым светом.

Пальцы Уоллингфорда задрожали, когда он нащупал крючки на спине. Лиф платья Абигайль пополз вниз, а голова запрокинулась, являя взору красивую шею, посеребренную светом луны. Он поцеловал пульсирующую на шее жилку, покрыл поцелуями подбородок, одновременно стягивая платье и воюя с корсетом.

Платье упало к ногам Абигайль, за ним последовал корсет, и вот она уже стояла лишь в тонкой полупрозрачной сорочке, под которой четко вырисовывались темные соски.

Уоллингфорду хотелось медленно наслаждаться близостью с женой и в то же время хотелось овладеть ею без промедления. Его пальцы дрожали от еле сдерживаемого желания.

Абигайль открыла глаза, сдернула с плеч мужа подтяжки и принялась расстегивать пуговицы.

— Ради всего святого, перестань на меня таращиться и уложи поскорее в постель.

При слове «постель» мысли Уоллингфорда улетучились. Он накрыл губы Абигайль своими, и они вместе попятились к кровати, смеясь, путаясь в разбросанной по полу одежде и страстно целуясь. Они упали на кровать, и разгоряченный жезл Уоллингфорда коснулся живота жены.

— О Боже, — пробормотал он сквозь череду поцелуев, не слыша собственного голоса из-за шума в ушах.

— Пожалуйста! Скорее! — выдохнула Абигайль.

Уоллингфорд тихо засмеялся.

— Уже? Я думал, ты захочешь, чтобы я…

— Немедленно!

Что ж, нельзя разочаровывать собственную жену. Уоллингфорд приподнялся на локтях. Рука Абигайль обхватила его жезл и направила в себя.

Уоллингфорд судорожно втянул носом воздух — она была такой горячей, такой влажной.

— А ты уверена, что тебе уже… можно? — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Господи, да!

Он подался вперед и погрузился в разгоряченные глубины.

— Уоллингфорд, Боже мой! — пропела Абигайль.

Прошел целый год с тех пор, как он в последний раз лежал в постели с женой. Целый год с тех пор, как он чувствовал под собой ее податливое тело, шелковистую кожу, мягкие груди и обнимающие талию ноги. Абигайль вздохнула, и он вновь подался вперед, изо всех сил стараясь сдерживаться, глядя в полуприкрытые глаза жены и наслаждаясь срывающимися с ее губ криками.