Непристойный талант, или Исповедь мужчины-порнозвезды - [9]

Я знаю, моя мама меня любит. Но, по какой-то безумной причине, каждый раз, когда мы начинаем спорить, она говорит такие вещи, которые опустошают меня. Конечно, как и в каждой семье, мы иногда говорим друг другу ужасные вещи. Не поймите меня неправильно, я очень люблю свою мать. Чистую нежную любовь, вот что я испытываю к ней. Мой отец более образованный, более земной. Он начал работать у Натана в 20 лет и достиг должности менеджера. Тогда ему было почти 40. Она прекрасно защищена. Ее мало что интересует вне семьи. Она бросила школу в 14, вышла замуж в 15, родила мою сестру в 16. Мой отец на восемь или девять лет старше ее и мама всегда от него зависела. Казалось, она всегда говорит: «Пожалуйста, руководи мной»

В молодости моя мать была чрезвычайно красива, ошеломляющая блондинка в любой компании. Теперь она стала старше и начинают проявляться возрастные изменения. Я думаю, она сдает, уступает жизни. Хотя она никогда и не говорила мне, но я догадываюсь, что ей не нравится, как я зарабатываю себе на жизнь. Я не уверен, видела ли она вообще какой-нибудь мой фильм. Моя мать всегда застенчива и сдержана в отношении таких вещей. Я знаю, что она любит меня, но, черт возьми, любит как-то неправильно. Любовь, в которой я нуждаюсь, это понимание, а не эмоции.

Когда я думаю о маминой собаке Сэнди, я вижу себя ребенком. Сэнди был очень избалован. Ему было 10 лет, а он не знал, как «служить». Он был умным, любящим псом. Он был добрым и безобидным, но он ничего не знал. Сэнди кормили, о нем заботились, он получал все, что нужно, но он не мог даже выйти один погулять.

Пока я рос, мне не хватало того руководства, в котором я действительно нуждался. Какой смысл полировать машину, если нельзя пользоваться двигателем? Вместо того, чтобы разъяснять мне все, мои родители обычно ругались. Мне пришлось все узнавать самому. Мы не понимали друг друга. Несмотря на это, я ухитрился иметь такое детство, которое не променял бы ни на какое другое. Друзья, воспоминания, чувства, памятные места. Все это начинает с возрастом казаться смешным.

Но под всем этим, я очень мягкий человек и я никогда не верил, что мне придется скрывать эту уязвимую часть себя. На самом деле, я всегда получаю удовлетворение, хорошо поплакав. Показывать эмоции — важно, и именно так я оцениваю понятие «мужчина». По внешним физическим признакам вы знаете, что вы мужчина. Ваша отличительная особенность там, в штанах. Но я думаю, что настоящий мужчина не боится быть честным и показать свои истинные чувства.

Это определение мужчины совершенно отличается от представлений моего отца. По иудейской религии вы становитесь мужчиной, когда проходите церемонию бар-мицва, а я этого не сделал. Я думаю, что мой отец был очень расстроен, что я так и не принял иудейскую веру. Но даже отец, будучи евреем, не был религиозен. Единственная причина, по которой я предпочитал иудейскую веру, когда был ребенком, так это потому, что у нее было больше праздников. Христиане просто страдали. У них было почти на двадцать выходных меньше, чем у евреев.

На самом деле я стеснялся быть евреем. Если не считать нескольких детей евреев, в основном моими соседями были негры и итальянцы. Именно евреев осыпали расовыми шутками. Я никогда не выглядел, как еврей и всегда пытался скрыть свое происхождение. У меня был небольшой аккуратный нос, похожий на нос немцев, как у моей матери. Когда я впервые играл в хоккей, я добавил две буквы n и s к своему имени, чтобы оно стало похоже на немецкое. Я помню случай во время игры в Новом Гайд Парке. Когда мое имя написали на табло, его написали с буквами ns. Когда игра закончилась, кто-то показывая на табло, спросил: «Ты, правда, немец?» И я отвечал: «Да». Согласные — великое дело. Просто добавьте еще и вы станете другим человеком. Я понял это задолго до того, как стал «Джерри Бутлером».

Вы наверное уже смогли догадаться, что особое возбуждение вызывало у меня переодевание на Хэллоуин. Я помню свой первый костюм. Все дети были в костюмах Бэтмана или других супергероев. Когда вы надеваете маску Бэтмана, вы автоматически становитесь бесстрашным борцом с преступлениями, храбрым и агрессивным. В конце концов, я надевал разные маски, чтобы прочувствовать их свойства — но в тот, первый раз, я был котом, мягким чувствительным, беззащитным животным, ищущим любви и ласки. И трудно было сказать, кто я был — мальчик или девочка, это не имело значения. В тот вечер я был человеком, выбравшим особенный костюм. Я автоматически почувствовал себя маленьким, напряженным, милым и слабым. В то же самое время у меня появились вкрадчивые манеры, будто костюм сделал меня котом.

Дети играли в игру «кошелек или жизнь» (просили сладости, в случае отказа угрожая проделкой) на Бэгг Стрит. Они получали свои кулечки со сладостями и размахивали кусочками мела в носках, которым они помечали дома. Мне было неинтересно кидать яйца и вредничать — но не тогда, когда я был котом, потому что это выходило за рамки характера. Мы все подбежали к двери одной особенной леди.

Мы смеялись и кричали: «Кошелек или жизнь!»